тех людей, которые в то время представляли в Палестине Исполнительный комитет сионистской организации и отвечали за покупку земель. И нельзя считать случайным совпадением то, что именно эти люди (Артур Раппин, И.Тон, Р. Беньямин) двадцать лет спустя вошли в число отцов-основателей «Брит Шалом» — малочисленной группы, считавшей арабо-еврейский союз основной задачей сионистского движения. Правда, нельзя не критиковать Исполнительный комитет сионистской организации в Европе за то, что он сосредоточил все свои усилия на переговорах с Константинополем и правительствами европейских государств, не уделяя должного внимания отношениям с арабами; однако время от времени он все же издавал резолюции, подчеркивавшие важность усилий по завоеванию поддержки арабского населения Палестины. Соколов после своего визита на Ближний Восток в 1914 г. писал, что «проблема наших отношений с арабским населением обострилась»[291]. Но за этим ничего не последовало: сионисты так и не выстроили последовательной политической программы решения арабского вопроса. После I мировой войны на каждом сионистском конгрессе звучали торжественные заявления в поддержку национальных движений на Востоке и арабского националистического движения в частности. Но, как справедливо заметил Усишкин, сионисты в Палестине были почти бессильны, а следовательно, все подобные декларации оставались бессмысленными. Не совсем ясно и то, кому они были адресованы. Ведь в Палестине не было ни одного крупного политического лидера арабского национализма, во всяком случае, до 1908 года. Существовавшие там политические партии насчитывали всего по нескольку десятков членов и были не особенно представительны.

Просто-напросто лидеры сионизма не считали наличие полумиллиона неевреев в Палестине непреодолимым препятствием, которое могло бы заставить их отказаться от давней мечты возвратить евреев на историческую родину. Они старались воплотить в жизнь кое-какие идеи Эпштейна; они осушали болота и орошали пустынные земли. Но бюджет Исполнительного комитета был слишком мал, а агенты, ответственные за приобретение земель в Палестине, понимали, что, ограничившись неплодородными землями, они обрекут все дело колонизации на провал. Только арабы могли поверить намекам Герцля о том, что в распоряжении сионистов — многомиллионный бюджет; члены Исполнительного комитета были куда более реалистичны.

Предполагалось, что решающую роль в налаживании отношений с арабским населением должны сыграть евреи-рабочие. Но именно приток евреев-рабочих в Палестину в ходе второй алии усугубил арабо-еврейский конфликт. После столкновения арабских и еврейских рабочих в Яффе весной 1908 г. директор местного Англо-Палестинского банка Левонтин написал Вольфсону, председателю Всемирного Исполнительного комитета сионистской организации, что в нагнетании напряженности виновны главным образом молодые люди из числа «Поале Сион» («Рабочих Сиона»). Они разгуливали по улицам, вооружившись дубинками, ножами и ружьями, и обращались с арабами надменно и презрительно[292]. В том же году Левонтин сообщал Вольфсону в письме, что лидеры сионистского лейборизма своими требованиями не брать на работу арабов укрепляют ненависть к сионизму в сердцах местного населения. Артур Раппин, которого ни в коей мере нельзя обвинить в антипатии к евреям-рабочим, в 1911 г. писал Вольфсону, что и он тоже неоднократно пытался убедить их в необходимости воздерживаться от враждебных действий по отношению к арабам[293].

Попытаемся ответить на вопрос, почему самым деструктивным фактором в арабо-еврейских отношениях были «москаб» (как арабы называли переселенцев из России). Дело в том, что они находились под влиянием русских народников и идей Льва Толстого. В Палестину они пришли не как завоеватели, а, вслед за А. Д. Гордоном, руководствуясь убеждением, что еврейский народ спасется лишь возвратом к земле, к производительному труду. Но, приезжая в Палестину, они обнаруживали, что подавляющее большинство работников в еврейских колониях — арабы. И это казалось русским иммигрантам настоящей язвой на политическом теле йишув. Ведь, с их точки зрения, цель сионизма состояла вовсе не в создании класса землевладельцев в Палестине, чьи сады и виноградники будут обрабатывать арабские крестьяне. Поэтому русские иммигранты и созданные ими профсоюзы отчаянно боролись за замену арабского труда еврейским — везде, где это было возможно перед лицом сильной оппозиции еврейских фермеров, которые, естественно, предпочитали более дешевый и квалифицированный труд арабов. Кроме того, молодые люди из «Рабочих Сиона» еще сохранили память о погромах в царской России, и среди их приоритетов не последнее место занимала проблема самозащиты. Будучи социалистами и интернационалистами, они не сомневались в том, что беднейший арабский крестьянин имеет не меньше прав и достоинства, чем сиятельный турецкий паша. Но терпеть унижения и нападки они не собирались и подчас реагировали преувеличенно резко на недостаточно уважительное к себе отношение. Члены «Рабочих Сиона» не были похожи на современных нам либералов: они вовсе не испытывали чувства вины перед арабами. Их социализм в основном (хотя и не исключительно) относился к марксистской традиции. Вслед за Марксом они считали распространение западных идей и технологий на Востоке прогрессивным делом a priori, не нуждающимся в дополнительных идеологических обоснованиях. Они верили в солидарность рабочего класса, но эта солидарность простиралась лишь на тех, кто уже трудился в промышленной сфере, и вовсе не обязательно — на тех, кто составлял конкуренцию организованному труду. Поскольку за столетия мусульманского владычества Палестина не преодолела статус отсталого государства, то рабочие-иммигранты не испытывали угрызений совести по отношению к местным землевладельцам и крестьянам, на которых они возлагали вину за недоразвитость страны. В их интерпретации социалистического учения не содержалось ни единого намека на то, что восточноевропейские евреи должны оставаться нищими и безработными, а Палестина — отсталой и бесплодной[294].

По трагической иронии судьбы именно те, кто стремился к дружбе с арабами, сделали немало — хотя и неосознанно — для обострения конфликта с ними. В период между I и II мировыми войнами активнее всех боролся за примирение между арабами и евреями Хаим Маргалит Калвариский. Он родился в России в 1868 г., получил образование агронома и приехал в Палестину в 1895 г. Калвариский много лет проработал в обществе колонизации барона Гирша и дружил со многими влиятельными арабами. Он был твердо убежден, что согласие между арабами и евреями — первое и необходимое условие успеха сионистской политики. Однако именно деятельность Калвариского на рубеже веков — покупки земель в районе Тиверии — стала первопричиной возникновения крупномасштабного арабского сопротивления еврейской иммиграции. За период с 1899 по 1902 г. около половины территории этого района перешло в руки еврейских земельных компаний, и именно в этот период арабы впервые выдвинули политический лозунг борьбы с угрозой денационализации[295]. Под впечатлением от этих событий Нагиб Нассер (впоследствии — редактор газеты «Аль Кармель» в Хайфе) стал антисионистом и решил приложить все усилия к тому, чтобы предостеречь своих сограждан о «еврейской опасности»[296].

Самой пацифистской и антимилитаристской группой еврейских рабочих была организация «Хапоэль Хацаир» («Юный рабочий»). Главный ее идеолог, А. Д. Гордон, был принципиальным