Лука. – Дед с бабушкой удочерили, и еще тетю.

– Я еврейка, – сообщила Алина. – Из тех, кому крупно повезло.

– Расскажите про картины, – мягко попросил Габриэль.

Алина протянула руку со свертком, и только теперь Лия разглядела конверт.

– Что это?

– Фотография. Взгляните.

Лия открыла конверт и достала потрепанный черно-белый снимок симпатичной кареглазой женщины с темными волосами, крепко обнимающей сидящую на коленях маленькую девочку с похожими чертами. Обе со смехом глядели в объектив, а позади них на стене порхали балерины Дега.

– Это я с тетей Рашель, – пояснила Алина. – Как видите, в кадре те самые картины. Только я помню, как они висели где-то в другом месте.

У Лии перехватило дыхание.

– Где? – прошептала она.

– В маленькой комнате. В которой совсем нельзя было разговаривать. Теперь-то я понимаю, что меня прятали. Благодаря той комнате я и уцелела. – Она взглянула на Лию. – Ваша grand mère, Эстель Алар, спасла мне жизнь.

– Так вы Авива! – ахнул Габриэль.

– Да, – призналась женщина.

– А еще что-нибудь помните? – спросила Лия.

– Помню, что в квартире, где меня прятали, висели хрустальные люстры, от которых на солнце по всему полу и стенам плясали маленькие радуги. Помню, как ваша бабушка мне читала, а еще пела. Очень часто, почти все время.

Лия взглянула на снимок смеющейся девочки и едва слышно шепнула:

– La Chanteuse.

– А после войны вы так и не вернулись в Париж? – спросил Габриэль.

Доктор покачала головой.

– Родители вспоминали: когда я к ним попала, то за год с лишним не промолвила ни единого слова. Ни смеяться, ни плакать, даже имени своего сказать не могла, вот им и пришлось придумывать самим. Назвали Алиной.

– Но это же не настоящее имя.

– Со временем стало настоящим. А я стала их дочерью. Сестрой. Стала балериной, врачом, женой и матерью. Любила и была любимой, вот и старалась не ворошить прошлое, а смотреть только в будущее. – Она грустно улыбнулась. – И только после рождения сына поняла, как тяжело было вашей бабушке со мной расставаться. Пыталась ее разыскать, но не знала ни фамилии, ни адреса, где мы когда-то жили. Зато знала, как она меня любила. И помнила об этом подарке.

Ее рука потянулась к кулону.

– Она вас тоже искала, – Лия сглотнула ком в горле. Постоянные поездки в Швейцарию наконец обрели смысл. – Долго искала.

– Знайте, ваша бабушка спасла много жизней, – улыбнулась Алина. – В той маленькой комнате у меня порой были соседи.

– Мы предполагаем, что она помогала переправлять за границу летчиков союзных войск, – ответила Лия.

– И женщин, – добавила Алина.

– Женщин?

– Ну, одну точно. Помню, красивая была, как королева. Знала иврит. И французский. И английский. Сумела открыть чемодан, который ваша бабушка всегда запирала на замок. А вот рисовать совершенно не умела.

Лия рассмеялась, утирая бегущие по щекам слезы. Загадки парижской квартиры наконец начали понемногу разъясняться, и ей захотелось узнать как можно больше.

– Бабушка никогда не рассказывала, как жила во время войны. Чем занималась, кого любила, – обратилась она к Алине, а потом с улыбкой взглянула на Габриэля. – Расскажите еще что-нибудь. Пожалуйста. Может, что-то припомните?

– Конечно, – улыбнулась женщина.

* * *

Верхний свет в галерее померк, и только картины продолжали купаться в ярких лучах.

Лия устроилась поудобней на банкетке посреди зала, разглядывая ту самую женщину. Все те же смелые оранжево-алые мазки, вскинутые над головой руки, протянутые к зрителям, развевающиеся за спиной темным облаком волосы. Только теперь в ее взгляде читалось не раздражение или возмущение, а просто вызов. Взгляд победительницы, а не жертвы.

– Алина не хочет забирать домой танцовщиц Дега.

В опустевшем зале голос присевшего рядом Габриэля прозвучал как-то непривычно гулко. Толпы посетителей давно рассеялись, а вслед за ними разошлись почти все сотрудники галереи.

– Говорит, жалко их снова прятать у себя в комнате. Пусть лучше остаются на выставке. А после ее закрытия собирается пристроить в музей.

– А как же остальные картины?

– Она точно не помнит, какие были у них дома. Впрочем, теперь мы знаем фамилию законного владельца, может, так будет проще определить, какие полотна принадлежат ей.

– А пока что мне делать с картинами? – вздохнула Лия.

– Продолжать в том же духе. – Он обнял ее за плечи. – Показывать людям и заодно рассказать о своей выдающейся grand mère. Они друг друга стоят.

– Да.

Лия прильнула к его теплой груди.

– Когда ты возвращаешься в Севилью? – спросил он.

– Никогда.

– А как же…

– Я отказалась от той работы. Решила остаться здесь.

Она положила голову ему на плечо.

– Из-за выставки?

– Нет.

Он даже замер.

– Понятно.

– На это я и надеялась.

Они еще долго сидели неподвижно, просто… вдвоем.

Габриэль первым нарушил молчание:

– А я тебе подарок привез.

Достал из-за спины футляр со скрипкой и положил ей на колени. Лия отпрянула и после недолгих колебаний открыла крышку. Под единственным светильником на потолке блеснул «Коллен-Мезен».

– Я ее отдавал на реставрацию, заодно волос и струны сменили.

– Зачем?

– Наверное, просто профессиональная привычка.

– Нет, я спрашиваю, зачем ты ее даришь мне?

– Да как-то надоело все прятать по чердакам в Милбруке.

– Ну да, у нас же сегодня вечер откровений.

– Так ты принимаешь подарок?

– Спасибо. Какая прелесть. Может, сыграть?

– Конечно, только потом.

Габриэль захлопнул крышку, тщательно защелкнул замки и поднялся, оставив инструмент на банкетке.

– А сейчас хочу предложить кое-что другое.

– Ты чего?

В свете одинокой лампы над головой его волосы отливали синевой, словно вороново крыло, резко выделяясь на фоне светлой кожи.

– У меня сейчас такое чувство, будто на всем белом свете не осталось никого, кроме той женщины, которая научила ценить каждый день в жизни. Каждый миг.

Он оглядел пустой зал и протянул ей руку.

– Можно пригласить тебя на танец?

Лия вложила руку в его ладонь.

– Да.

Авторские заметки

«Квартира в Париже» – художественное произведение. Сюжет и персонажи вымышленные, но навеяны реальными событиями. Софи Сеймур и Эстель Алар стали собирательными образами Вирджинии Холл, Перл Уитерингтон, Кристины Гранвиль, Жозефины Бейкер, Нэнси Уэйк и Андре де Йонг, проявивших необычайную храбрость в годы Второй мировой войны. Их мемуары, интервью и рассказы не отражают всего масштаба этих выдающихся личностей.

Работа Софи в Блетчли-парке – олицетворение упорного труда множества настоящих людей, пытавшихся в кратчайшие сроки раскрыть принцип действия фашистских шифровальных устройств, не считаясь с ничтожными шансами на успех. Многие слышали о шифре «Энигмы» и поразительном успехе группы Алана Тьюринга по его декодированию. Гораздо реже упоминается работа коллективов Томми Флауэрса и Билла Татта, разработавших «Колосс» – вычислительную