Это кто угодно, только не человек. Как он сказал – «уже почти все»? Он из меня десерт решил сделать? Я не хочу так умирать, не желаю, чтобы меня разделывали, как свинью на бойне. Лучше вон в окно сигануть.

И такая меня злоба взяла в этот момент, так у меня мозги переклинило, что я, аки горный баран, скакнул к кровопийце, который уже алчно таращился на истошно вопящую Стеллу.

«Пиявец» подобной прыти от меня явно не ожидал, и именно это позволило мне вогнать вспыхнувший факелом серебряный нож ему под ребра. Я, естественно, прихватил его с собой. У меня, собственно, никакого другого серьезного оружия, кроме пары ножей, и нет. Хотя – еще я одну руку обильно мазью покрыл. Обе не стал, чтобы рукоять ножа не скользила, а одну намазал. Но это так, до кучи. Я как ни старался в Лозовке, как ни нагнетал себя – ничего не помогло ее запалить. Даже образ бывшей тещи – и тот не выручил.

Колдун зарычал, ничего человеческого в этом звуке не было. Зверь, дикий зверь.

Стелла тоже времени не теряла, она подбежала к нам и было хотела хлестнуть «пиявца» короткой плетью с семью концами, светящимися в темноте, но не успела.

Извернувшись и тем самым избежав удара плетью, наш противник сначала оттолкнул меня, после вырвал не нанесший ему практически никакого урона нож из своего тела и отбросил его в угол, а под конец, махнув рукой, выкрикнул какую-то тарабарщину. Как видно, это было нечто вроде заклинания, потому что Воронецкую сначала подбросило вверх, под самый потолок, а после она отправилась прямиком в окно, лишенное стекол и рам.

Союзников у меня не осталось, похоже, они все были мертвы. И я, похоже, сейчас последую за ними.

Причем это понимал не только я, но и он, мой враг. Безгубый рот раздвинулся до ушей, причем в буквальном смысле, раздвоенный язык снова заплясал среди зубов, здорово похожих на толстые иголки, которые в народе называют «цыганскими». Он не спешил. Он получал удовольствие. Он собирался убивать меня долго, очень долго. Как там было у кого-то из древних и великих? «Плотью живой, он в могилу живую уходит». Вот, это про меня.

Хотя – какой этот упырь живой?

А я так не хочу! Не хочу! Жить – хочу. Видеть тех, кто мне дорог – хочу. Дышать, радоваться теплу дня и призрачному свету ночи – тоже хочу. А умирать только потому, что какая-то сволочь кровососущая просто-напросто решила меня уничтожить – не желаю.

«Пиявец» все же не вытерпел, инстинкты взяли свое, он кинулся на меня, а я в тот же самый миг решил использовать свой последний козырь, что у меня имелся, и швырнул ему в лицо горсть кладбищенской земли, той, что мне дал Костяной Царь при нашей последней встрече.

Ох, как он заорал! Кусочки земли, похоже, подействовали на него подобно кислоте, этот гад даже на секунду потерял ориентацию в пространстве, поднеся руки к лицу. И это шанс я использовал для того, чтобы подскочить поближе и вогнать свой ведьмачий нож ему в шею.

Отрезать «пиявцу» голову, как советовал умрун, у меня, понятное дело, не получится, но и умирать ровно баран на бойне, безропотно и бессловесно, я тоже не желал.

И вот тут полыхнула моя рука – ослепительно ярко, так, что я чуть не заорал в голос от эдакой неожиданности. Но – не заорал, нет. Не до того мне было.

Мы сшиблись с колдуном грудь в грудь посреди комнаты, я ощутил, как его когти вспороли одежду и кожу под ней, но мне было уже все равно. Я буквально вбил свой горящий алым пламенем кулак в его рот, царапая пальцы о клыки, и, чтобы этот гад не дергался, отбросив в сторону нож, второй рукой ухватил его за плечо и притянул к себе.

Пиявец сипел, хрипел, пытался что-то выкрикнуть, но мой кулак, извергающий огонь, не давал ему это сделать. Казалось, пламя льется ему прямо в глотку, и он словно пьет его, сгорая изнутри.

Противник ударил меня в правый бок – раз, и еще раз, острые как бритва когти погрузились в мою плоть, но я даже боли не почувствовал, настолько сильно мне хотелось убить эту тварь. Наверное, именно такое состояние и называют «боевым безумием». По крайней мере я сам себя вменяемым сейчас не назвал бы.

И глаза. Его глаза, желтые, как у кошки, с вертикальными зрачками, они сверлили меня ненавидящим взглядом до той поры, пока их не заполнила алая пелена.

– Морана, эта жертва тебе, – прохрипел я, подчиняясь внутреннему наитию. – Его душа – твоя.

Хотя – какая там душа? Не факт, что это существо и раньше-то можно было человеком назвать, а уж теперь…

Не знаю, произнесенные ли мной слова сработали, или просто кипение внутри колдуна дошло до критической точки, но сразу после этого мой враг дернулся, словно его прошиб электрический ток, что-то утробно промычал, а после меня отбросило от него в сторону, словно некий незримый воздушный кулак как следует дал мне в грудь.

«Пиявец» же постоял еще мгновение, и, исходя вонючим дымом, грянулся на пол с деревянным стуком.

А еще через секунду в комнате снова стало темно, только лунный свет лился через окна.

Нож. Где мой нож? Я попытался вспомнить, куда именно его отбросил в тот момент, когда мы сшиблись, но не смог. Разглядеть же чего-либо мне сейчас было затруднительно, после яркого огня глаза никак не могли приспособиться к темноте.

Полусогнувшись, пятная пол кровью, сочившейся из подранного бока, я подошел к «пиявцу», а после, преодолевая отвращение и, чего уж там скрывать, страх, склонился над ним.

Мертв. Точно мертв. Никакая колдовская жизнь не может удержаться в теле, у которого выжжены глаза и от которого так мерзко смердит горелой плотью.

Вот тут меня и накрыло. Если точнее – вырвало. И от запаха этого, и от пережитого безумия, и от осознания того, что только что я убил… Нет не человека, разумеется, но… Убил же?

Желудок скручивали спазмы, горло саднило, я уперся рукой в стену, чтобы не упасть. Мне было очень, очень хреново. Не морально – физически.

Хотя и морально тоже. Пес с ним, с «пиявцем», такую паскудину хоть десять раз прикончи – и все мало будет по делам его. Но – Николай, Женька, даже черт с ней, Стелла. Все мертвы. И что мне теперь делать? Ровнину звонить?

Даже если абстрагироваться от того, что мне жалко погибших, то все равно выходит очень неприятная история. Столько трупов в одном месте и везде мои следы. Черт, это пожизненное!

– Убил? – неимоверно удивленный голос Стеллы вырвал меня из плена невеселых мыслей. – Вот не ожидала! Ведьмак, ты полон сюрпризов.

Ведьма сидела на подоконнике и с изумлением смотрела на меня. Выглядела она не ахти, была все перепачкана в цементной пыли, с набухающим синяком на скуле и жутко растрепанная.

– Случаются на свете чудеса, – прохрипел я и сплюнул.

Одним покойником меньше. Уже хорошо.

– Первый раз, да? – подмигнула мне Стелла. – До сегодняшней ночи не убивал никогда? Правда это приятно?

Она спрыгнула с подоконника, подошла к телу колдуна и потыкала острым носочком сапожка в его голову. Изо рта мертвеца вылетел небольшой фонтанчик пепла.