Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди присланной иезуитами миссии на Ракхат Марк Робишо обыкновенно фигурировал в качестве альфы, а Джимми Куинн являлся омегой, так что в помещении все, как всегда, замолчали, когда он сел и огляделся по сторонам. В короткой утренней бездумности, поражающей даже ранних пташек, ночные события оказались забытыми; а потом Марк увидел Сандоса в спальном мешке возле постели Отца-настоятеля, и все разом вспомнилось. Затем взгляд его обратился к Ярброу, который, как с облегчением убедился Марк, также спал.
Надев шорты-хаки, Марк, босой, вышел на террасу, где Энн сидела с Аскамой, которая пыталась научить ее невероятно сложной игре с пальцами и веревочкой, в которую играли руна, но известную также в более простом варианте и на Земле. Он вопросительно посмотрел на Энн, она улыбнулась и воздела глаза к небу, покачав головой собственным страхам.
– Иногда они выздоравливают, – напомнил ей Марк.
– Deus vult, – съехидничала она.
Улыбнувшись в ответ, он направился вниз к реке.
* * *
НЕНАДЕЖНОСТЬ, НЕПРОЧНОСТЬ собственного бытия на этой планете вновь выдвинулась на первый план в их размышлениях, и даже возможное выздоровление Д. У. не могло избавить всех от ощущения того, что они пляшут на проволоке, натянутой высоко над землей. Когда, потирая заспанное лицо, на освещенной утренним светом террасе появился Эмилио, Джордж и София пытались сообразить, можно ли привязать к самолетику нечто вроде веревочной лестницы, так чтобы кто-то мог спрыгнуть на землю, пока она будет пролетать над прогалиной на самой малой возможной скорости, и срубить выросшие кусты до того, как она попробует приземлиться. Энн помогала им, предоставляя графические схемы наиболее интересных сложных переломов конечностей, способных стать результатом реализации такого плана, а Марк утверждал, что способен с воздуха определить, какой растительностью заросла посадочная полоса, жесткой или мягкой. Озадаченный Эмилио недолго посмотрел на них и вернулся в постель – после непродолжительного путешествия к реке.
Проспав еще пару часов, он снова вышел на террасу, когда на ногах были все, и даже бледный и помятый Д. У., чувствовавший себя получше и даже отпускавший шуточки относительно Мести Руна. Вернулся Джимми, шатавшийся неведомо где, и оказалось, что одна из проблем разрешилась сама собой. Утром он узнал, что селяне куда-то собрались – убирать какой-то там урожай.
– Клубни пик, – зевая, пояснил Эмилио. – Я слышал об этом вчера вечером.
– И они хотят знать, пойдем ли мы с ними, – продолжил свое сообщение Джимми.
– А они этого хотят? – спросил Джордж.
– Не думаю. Один из них говорил, что путь неблизкий, и спросил меня, сумею ли я отнести всех вас, – сказал Джимми. – Надо думать, это была великолепная шутка, если судить по тому, насколько оживленно они дрыгали хвостами. По-моему, они не обидятся, если мы останемся дома. Более того, руна будут даже рады этому.
Дело в том, что скорость походного порядка определял самый медленный его участник, каковым часто оказывались Энн или София. Никто из руна не жаловался, однако было очевидно, что, когда земляне успеют прийти в нужное место, некоторые цветы уже начнут увядать.
– Если они уйдут, нам не придется рассказывать им про самолет, – проговорил Эмилио, садясь.
Небо затягивала дымка, сулившая очень жаркий день. София передала ему чашку кофе. Прискакала Аскама, заметившая его с далекой террасы, и немедленно начала забрасывать его вопросами по поводу Д. У., которого побаивалась, и о том, почему Миило так долго спал и все ли идут копать клубни пик?
– Сипаж, Аскама, – сказал Эмилио. – Дии ночью очень болел. Кое-кто считает, что мы останемся с ним, чтобы дать ему отдохнуть.
Дитя приуныло, повесило ушки и хвостик, однако целых полчаса отважно уговаривало и льстило людям, пытаясь добиться согласия. Но, поняв наконец, что все уговоры напрасны, Аскама объявила себя «порай» и занялась шантажом: дескать, она вот-вот заболеет, как Дии, из-за того, что сердце ее опечалено. Тут Энн усмотрела возможность расспросить ребенка об этой сердечной печали и «порай» и увела Аскаму на другую террасу.
– Хорошо. Теперь слушайте, – проговорил Д. У., когда Аскама и Энн уже не могли ничего слышать. Силы еще не вернулись к нему, однако важно было восстановить свое положение. – Итак. План A: как только горизонт очистится, Джордж собирает самолетик, и Мендес берет Робишо в разведывательный полет. Остается надеяться, что присущая Марку боязнь преждевременной смерти уравновесит излишнюю уверенность Мендес в своем летном мастерстве. Если он решит, что они сумеют приземлиться целыми, она исполняет его указание. Наградой за благополучное приземление им будет возможность расчистить дорожку. Если Марк решит, что приземляться рискованно, вы, Мендес, поворачиваете назад. Без возражений.
– И что тогда? – спросила София.
– Тогда мы обратимся к плану Б.
– То есть?
– Пока еще я его не придумал. Бли-и-ин, – протянул Дальтон Уэсли Ярброу, Отец-настоятель миссии Ордена Иезуитов в деревне Кашан на планете Ракхат среди хора смешков. – Слезайте с моей шеи! Я старый и больной человек.
* * *
ОБСУЖДЕНИЯ В ОБЩЕСТВЕ РУНА могли тянуться не один день, но когда решение было принято, действовали они с впечатляющей интенсивностью. Едва дождавшись того мгновения, когда последний хвост растворился вдали, Джордж и София направились в прямо противоположном направлении – к тому месту, где был спрятан самолетик. Летательный аппарат собрали за час, после чего София провела короткий пробный полет. Джимми, связавшись со «Стеллой Марис», установил, что погода по обе стороны горного хребта остается вполне благоприятной. Оставалось около семи часов относительно светлого времени.
Марк и София торопливо забрались в кабину, пристегнулись и приготовились к отлету, а все остальные смотрели за тем, как Ярброу сунул голову в крохотную кабинку и принялся иллюстрировать ладонями аварийные маневры. Когда София запустила двигатель, Д. У. отступил на несколько шагов и рявкнул с особой строгостью в голосе:
– И чтобы никаких аварий, понятно? Это приказ. У нас здесь есть только один самолетик. Жду назад целыми!
Усмехнувшись, София выкрикнула:
– И вам тут не болеть, пока мы не вернемся!
После чего самолетик взмыл вверх, дважды качнув крыльями в знак прощания.
– Терпеть не могу расставаний, – проговорила Энн, когда звук мотора растаял вдали.
– Ну ты у меня трусохвостик, – отозвался Джордж и, стоя позади Энн, обнял ее и поцеловал в макушку.
Джимми промолчал, однако он уже жалел о том, что не показал Джорджу подступавший с юго-запада погодный фронт, прежде чем одобрить полет.
– Все будет в порядке, – проговорил Эмилио.
A Д. У. добавил:
– София – великолепный пилот.
– Тем не менее, – упрямо проговорила Энн, – все равно сердце мое не на месте.
* * *
В СЕМИ ДНЯХ ПУТИ К СЕВЕРУ от них, находясь на своем причале, выходящем к высокому молу, ограждавшем его владения, Супаари ВаГайжур начинал тот день с тем же ощущением бренности своего бытия. Он намеревался рискнуть не просто жизнью и членами своего тела, но статусом и достоинством. Если он потерпит неудачу, то положит конец тем мечтам, в которых он даже не смел признаваться. Ставки в этом смысле были чрезвычайно высоки.
Он довольно плотно позавтракал, но с осторожностью: достаточно для того, чтобы не нуждаться в тот день в мясе, но так, чтобы излишняя сытость не замедлила течение его мыслей. Он провел утро, занимаясь делами с энергичной целеустремленностью перворожденного воина и трудолюбивой тщательностью второрожденного бюрократа. Сосредоточенность отказала Супаари один-единственный раз, когда он шел через свой двор к складу. Он не смог удержаться от того, чтобы посмотреть вверх на дворец Галатны, развалившегося на горе наподобие его обитателя – великолепного и бесполезного.
Вокруг него звенел, вибрировал и грохотал город, скрипели и шелестели торговые лавки и промышленные мастерские… к этим шумам добавлялся лязг металлообрабатывающих мастерских, скрип деревянных колес, грохотавших по булыжным мостовым прямо возле склада; к звукам ремесла и торговли примешивались крики, доносившиеся от гавани, где шесть сотен кораблей, с трюмами, полными грузов, привезенных со всего южного побережья самого крупного материка Ракхата, ожидали своей очереди на разгрузку у причалов Гайжура,