работа требовала применения компьютеров, однако в остальном они по возможности жили так, как жили сами туземцы.

– Марк, а каким склонением они пользуются в отношении твоих рисунков? – поинтересовался Эмилио. – Ты создаешь иллюзию пространства. Для самой бумаги они, думаю, используют пространственное склонение, а как насчет изображений?

– Не помню. В следующий раз обращу внимание, – пообещал Марк. – А кто-нибудь видел, что делает Канчай? Пару недель назад он следил за тем, как я работаю над портретом, и попросил у меня нужные материалы. Едва ли он мог видеть здесь пример изображения объемного объекта на плоскости, однако сумел нарисовать несколько достойных внимания работ.

– Так вот с чего начался этот взрыв! – воскликнул Джордж. Внезапно в торговых лодках появились бумага, чернила и краски, и все в деревне начали рисовать. Подобные моды мгновенно охватывали селение. И это смущало. Приходилось задумываться даже над тем, стоит ли высморкаться при туземцах, чтобы они не превратили обыденный жест в моду.

– А знаете, мне начинает казаться, что Бог действительно возлюбил этих ребят больше нас, – произнесла Энн, преднамеренно подпустив в слова нотку детской обиды. – Начнем с того, что планета их кажется лучше нашей. У них красивее растения, гармоничнее краски. Они красивее нас. И руки у них устроены лучше.

У руна тоже было пять пальцев, однако оба крайних были полностью противопоставлены трем внутренним; так что получалось, что своими двумя ладонями они могли работать сразу как четырьмя человеческими. Энн всегда восхищало, как Аскама, сидя на коленях у Эмилио, ловко сплетала своими пальчиками ленты, создавая то один узор, то другой.

Каждая лента была надушена определенным ароматом, и комбинация красок, запахов и узоров являлась основой местной моды. Остальные детали ее, насколько могла судить Энн, составляла манера завязывать эти ленты.

– Я про то, что если мы считаем, что ловко орудуем своими большими пальцами, то рядом с руна выглядим калеками.

– Ну, не надо, – возразила София. – Я как-то раз спросила у Варсоа, не кажутся ли ему странными наши руки, и он ответил мне, что если руками можно брать еду, то это годные руки. Очень практичная точка зрения.

– Их ремесленные изделия великолепны, – вступил в разговор Марк.

– Действительно, – решительным голосом произнес Джордж, – они великолепно орудуют руками, но не этот народ изобрел радио. Или что-то более сложное, чем стамеска.

– У них есть стекло, металл и керамика, – отметил Марк.

– Привозной товар, – настаивал на своем Джордж. – Они не производят этого в деревне. Не хочу огорчать вас, мальчики и девочки, однако, на мой взгляд, они не настолько умны.

Эмилио уже было собрался сказать, что Аскама очень смышленая девочка, однако понял, что в замечании Джорджа что-то есть. Действительно, руна – народ восприимчивый, однако он время от времени замечал в них… не тупость, конечно, но известную ограниченность.

– Технологическая база этого общества удручает, – говорил недовольный Джордж. – Еду они собирают. Еще собирают цветы и вопят над ними. Черт меня возьми, если я знаю зачем.

– Они торгуют ароматами, – пояснила София. – У меня создалось впечатление, что промышленность их расположена в городе. Сандос, я говорила вам, что обнаружила имя их города? Он называется Гайжер или Гайджур, что-то в этом роде. Ну а все окружающие его деревни специализируются на каком-то виде торговли.

Ей позволили присутствовать на какой-то разновидности местного совета, на котором она получила кое-какую информацию.

– Кашан занимается лепестками для производства ароматов. На мой взгляд, руна куда более интересуются запахами, чем мы.

Энн, кашлянув, подмигнула в сторону Д. У.

Ярброу что-то проворчал, отказываясь реагировать на подначку. К его неусыпному неудовольствию, кофе оказался самым ценным товаром. Хуже того, не сам напиток, а его запах. София заваривала чашечку этого богомерзкого турецкого порошка, Манузхай принимала от нее чашку, вдыхала аромат, и передавала другим гостям. Когда кофе остывал, они передавали плошку Софии, выпивавшей поганое зелье. Миссия могла купить что угодно, всего лишь угостив клиента чашечкой кофе.

– Но Джордж прав, – проговорил Джимми, которому, как и Джорджу, общество руна уже начинало надоедать. Оба они трудились над сохраненными астрономическими и метеорологическими данными, однако город и его передатчики манили их к себе. – Здесь нет никаких прогрессивных технологий. Я не видел здесь никаких признаков существования радио. Они не могут быть Поющими. Они даже не любят музыку!

Д. У. согласно буркнул. Первая совершенная в присутствии руна месса с пением оказалась и последней, так как туземцы разволновались и расстроились. Сначала ему показалось, что их смутил ритуальный аспект зрелища, поскольку среди руна не было собственных знатоков религиозных обрядов, как и самих обрядов.

Однако вышло так, что, когда литургия просто произносилась, руна нисколько не волновались. Кроме того, им нравился аромат ладана. Итак, дело было не в обрядах; причина крылась в самом пении.

– Кто-то другой делает здесь лодки, стекло и все прочее, – заявил Марк. – У нас дома все точно так же. На высокогорьях Боливии ты попадаешь в Средневековье, но только спустись в Ла-Пас, тут тебе изготовляют аппаратуру для спутников и синтезируют медикаменты. Эта деревня попросту находится на окраине более развитой культуры.

– Но, если говорить честно, особой нужды в промышленности в этом краю не заметно, – проговорила Энн. – Светло почти круглые сутки… Кому и зачем понадобится электричество? Всюду реки – зачем нужны мощеные дороги и наземный транспорт? Они едят буквально все и просто ждут, когда созреет очередной плод. Зачем пахать, если можно просто срывать зрелое?

– Если бы жизнью человечества распоряжались похожие на тебя люди, – скептически промолвил Джордж, – мы до сих пор жили бы в пещерах.

– Что и требовалось доказать, – объявил Джимми, указуя рукой на окружавшие их каменные стены и удостоившись за это аплодисментов, к которым, однако, не присоединилась Энн.

Эмилио рассмеялся, но мгновенно потерял нить дискуссии, что часто случалось с ним, когда слишком много собеседников высказывали хорошо обоснованные мнения и грамотно выражали их; он всегда ненавидел семинары. А где же Аскама? – подумал он, остро ощутив ее отсутствие. Она находилась при нем едва ли не постоянно, так что Эмилио в известной мере воспринимал ее как собственного ребенка, и это межвидовое псевдородство в некоторых аспектах было глубоко приятно ему. Однако если ВаКашани обыкновенно обращались к нему по имени, то при этом использовали термин родства, предполагавший, что он является старшим братом Аскамы. A Манузхай подчас довольно резко выговаривала ему за мелкие проступки, словно бы он являлся и ее сыном. И в то же время в их взаимоотношениях присутствовал определенный коммерческий, связанный с торговлей аспект. И Эмилио не вполне понимал, чего от него ждут.

Неопределенным был и его собственный статус среди своих. Когда он впервые поплыл во время мессы, выглядело это ужасно, но ни Марк, ни Д. У. как будто не были удивлены или расстроены; напротив, они самым терпеливым образом обращались с ним, как с беременной женщиной, – другая параллель просто не приходила ему в голову. И как раз София облекла его переживания в слова.

– Вы опьянены Богом, Сандос, – откровенно, даже в лоб, сказала она ему однажды днем, и он понял, что чувства, которые он считал принадлежащими лично ему, проявляются на поверхности его существа куда более явно, чем он мог предположить. Ему нужно было время, чтобы все это обдумать, однако вокруг совершалось слишком много всякого и разного, и даже когда течение повседневности замедлялось, он обычно предпочитал погружаться в размышления относительно пива и бейсбола.

Камешек ударился в его грудь.

– Сандос, – сказала София. – Проснитесь!

Он приподнялся на локтях.

– Что?

– Вопрос такой: руанжа находится в родстве с языком песен?

– Сомневаюсь. Могу предположить, что между ними даже нет ничего общего.

– Вот! Видите? – воскликнул Джордж. – Я же говорю, что нам надо в город…

Вновь втянувшись в завязавшийся спор, Эмилио обнаружил, что такая перспектива ничем не привлекает его. Здесь все было хорошо. Причиной, быть может, являлась эмоциональная привязанность к Аскаме и ее народу, однако мысль о том, чтобы немедленно приступить к изучению