неделю празднований не отрекшимся от своего долга.

А не вздорным мальчишкой, которого наказали родители.

– Ви-и-инс, – донесся еле слышный шепот от окна.

Я вскочил с кровати и бесшумно подошел к стене. Окно было примерно в двух головах надо мной.

– Ви-и-инс, – снова донесся шепот.

Я подпрыгнул, ухватился за каменный подоконник, подтянулся и аккуратно выглянул.

Внизу никого не было. Эта часть храма выходила прямо на людную улицу, но сейчас, в предрассветный час, уже ни один прохожий не шатался по улице, последние выпивохи, скорее всего, разошлись еще два оборота назад. Окна в трехэтажном доме напротив были темны.

– Винс! – раздался шепот совсем близко и надо мной.

Я поднял голову и чуть не рассмеялся. Вот же стервец!

Тан свисал вниз головой, каким-то чудом балансируя на краю крыши. И протягивал мне мешок, от которого я сразу учуял ароматные нотки мяса и вина.

– Доброе утро, Ваше Высочество, – ухмыльнулся он.

Я быстро перехватил мешок, спрыгнул и спрятал его под кроватью.

– Как обстановка? – спросил я тихо, когда вновь вернулся к окну.

– Ребята недовольны твоим заключением. Не буянили, но каждый порывался подать прошение императору. Но даже меня с Аджитом не пустили. А отец… ну, ты его знаешь. Сказал, что отпишет наследство младшему брату, если я еще раз позволю просить его о таком.

– Никакого бунта. Пускай спокойно сидят и ждут моего возвращения. Я сам поговорю с императором.

– Принято.

Тан скрылся совершенно бесшумно. А я наконец-то насладился нормальной пищей, воздав хвалу Эарту за смышленого товарища.

Через два дня меня освободили, и я отправил прошение на аудиенцию у отца – прошли времена, когда принц мог зайти в кабинет отца без разрешения. Даже собственный сын терпел такое же отношение, как и все, проходя через утомительные бюрократические процедуры.

К отцу я смог попасть только через три дня.

Император ожидал меня, конечно же, вместе с императрицей, в рабочем кабинете.

Я вошел, отметив опытным глазом расстановку стражи, и наткнулся на холодный взгляд отца. Император обмакнул перо в чернильницу и продолжил что-то писать на листе. Эта женщина стояла у окна, повернувшись к нам спиной. Казалось, Анисе Фуркаго вообще не было никакого дела до того, кто вошел сюда.

Но это точно было не так. С тех пор как от начала моей жизни прошло восемнадцать циклов, императрица ни разу не оставляла нас наедине с отцом.

Двери за мной затворили слуги, и я, поклонившись, произнес:

– Отец, ваш сын нижайше просит прощения за совершенный проступок.

Император ничего не ответил, продолжив писать.

Я хранил молчание еще четверть оборота.

Она ласково произнесла:

– Винсент, ты опозорил нас перед всеми домами.

Я принял эту пощечину и ничего не ответил. Императрица же продолжила:

– Ты женишься на этой девке, даже если нам придется тебя связать, дорогуша. – Тон ее голоса остался неизменно ласковым.

– Оставьте нас, Аниса. – Отец отложил перо, запечатал послание и встал.

– Астраэль…

– Оставьте нас.

Мы одновременно вздрогнули. Его холодный голос, тихий и почти безэмоциональный, звучал намного страшнее гневного крика. Таким голосом можно было вбивать гвозди – настолько он был тверд.

Императрица поклонилась и, прошелестев мимо, вышла, хлопнув дверью. За ней же удалились двое ее стражников и четверо стражников отца, включая Густаво, начальника императорской охраны, незаметно стоявшего все это время в нише, прикрытой шторами. Его волосы, почти полностью седые, да морщины на лице выдавали возраст. Во всем же остальном – крепкие мышцы, прямая спина, острый взгляд – он казался таким же статным и молодым, как и пятнадцать лет назад.

Проходя рядом со мной, он шепнул:

– Держись. Жду после.

Я кивнул, принимая приглашение. Старый учитель получал от меня каждый год вести с границы, а сам отправлял обратно короткие письма с обстановкой во дворце.

Мы остались наедине с императором.

– Винсент, подойдите ко мне.

Чувство неприязни и холода, даже отстраненности, всегда остро проявлявшееся в таких ситуациях, сбросило с меня прожитые годы, и я вновь стал мальчишкой, всего лишь желавшим одобрения отца.

И редко получавшим его.

Я прожевал эти мысли и выплюнул, подходя к императору.

Он стоял у окна и смотрел на простиравшийся внизу город.

– Винсент, скажите, что вы видите?

Я внимательно посмотрел на город. Увидел вытянутую сферу храма слева. Его зеленые пластины поблескивали в свете полуденного солнца. Маленький храм Белого дракона подле него.

Увидел заходящие в гавань корабли, крохотные далекие точки.

Черепицы домов. Открывающиеся ставни. Щелканье кнутов. Шумящие повозки. Кричащие торгаши на рыночной площади. Лязгающие оружием стражники. Я остро, очень остро слышал их.

– Мирный город, отец. Под нашей защитой.

– И все?

Конечно, у вопроса было второе дно. Никак иначе, если ты имеешь дело с Астраэлем Фуркаго.

Я взглянул еще раз, силясь понять, что хочет услышать отец. На что он пытается открыть мои слепые глаза.

Отец, сложив руки на груди, сказал:

– Сколько лет стоит этот город, Винсент?

– Больше… трех тысяч, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь и не должны, – отчеканил отец. – И последнюю тысячу лет город благоденствует и процветает.

Я кивнул, понимая, что сейчас лучше молчать и слушать.

– И это возможно только благодаря мудрому управлению. И жесткой руке. И каждая из завоеванных провинций требует хорошего управляющего. Никого, кроме вас, я назначить в Исметр не могу.

– Я благодарен вам, но…

– «Но»? – холодно спросил отец.

Я выдержал этот холод и ответил:

– Но не могу оставить вас наедине… с ней.

Отец пару мгновений тяжело смотрел на меня, а потом улыбнулся:

– Винсент, ты все еще думаешь, что нам стоит подыскать новую императрицу?

Я с облегчением вздохнул, сбрасывая напряжение. Видимо, все шпионы отошли на далекое расстояние, и теперь мы наконец-то могли говорить свободно.

Вот уже пятнадцать лет прошло после того, как отец отослал меня на восточные территории, освободив от контроля императрицы. И в письме подтвердил мои мысли – она следит не только за мной, но и за отцом, держа в своих цепких руках власть.

Она ненавидела не только меня, но и отца.

– Отец, вы знаете мое мнение. Несмотря на то, что она… моя мать. Несмотря на то, что она дитто белого дракона, с ее правлением Таррвании конец.

– У нее довольно много фаворитов и поклонников, – задумчиво протянул отец. – Больше, чем у меня сейчас.

Я это знал. Она как дитто белого дракона обладала безусловной властью. И знала, как ей пользоваться, плетя козни, пока отец твердой рукой карал изменников и предателей.

Он встретил мой выжидающий взгляд