* * *

— Итак, Сильвестр, берётся фраза-ключ, — начал я новую лекцию по информационной войне. — В этой песне это «Всё идёт по плану», хотя по тексту понятно, что никакого плана, наоборот, всё валится.

— Но ты не перевёл её текст, — захлопал глазами музыкант. — Я не понял, что там было.

— Да и к чёрту! — махнул я рукой. — И не надо переводить. Там про политику совсем далёких земель. Давай сразу своё думать.

Итак, слово-ключ. Например, «У нас всё хорошо». И приводится куплет за куплетом, где ты и то хвалишь, и сё, но в целом, слушая, все понимают, что ни хрена у нас не хорошо! Вот только открытым текстом это говорить строжайше запрещено.

— Тюрьма? — хмыкнул он.

— Не только. Ещё и особенность жанра. Ты начал петь сатиру — и должен давить сатирой. Положено только хвалить, так как закон жанра — вот и давишь по шаблону, только хваля. Ну, например… Я не поэт, буду не в рифму глаголить, если что — поправляй. Заводи шарманку.

Сильвестр заиграл. Кстати, зрителей прибавилось, вокруг нас на лавках расселось ещё несколько воинов, и мои, и Йориковы, и Бетисовы. И слуги по залу топтались, делая вид, что убираются. Я запел:

Замялся. М-да, хреновый я стихоплёт.

— В общем, «…и армия у тебя под рукой». Как-то так. — Я, извиняясь, развёл руками.

— Браво! — Это захлопал тоже изрядно протрезвевший Бетис. К нему тут же присоединился Клавдий:

— Поддерживаю! Ричи, это актуал не только в Пуэбло! Хрен этих лысых чертей соберёшь!

— Да, такое зайдёт, — выдал вердикт смурной Вольдемар.

Тут оживился Сильвестр.

— Вот, так будет лучше?

Заиграл. И спел на местном иберийском… Почти вслед за мной, только переставил пару слов, меняя некоторые на синонимы. И закончил тем, что «…к бою армия готова». — И повтор строки:«…Армия готова…» Попал, курилка! И в рифму, и в суть. И слова как прилизанные, идеально стыкуются.

Снова аплодисменты. Теперь дружно аплодировали все слушатели, а подсели к нам поближе воины, для которых это был самый наиактуальный актуал.

— Спасибо! — Сильвестр встал и поклонился. — И спасибо моему учителю, графу Рикардо Пуэбло!..

— Сядь! Не паясничай! — одёрнул я. — Ты пока не на сцене, ты пока пристреливаешься.

Музыкант посуровел, но сел и принялся слушать дальше.

* * *

— …То есть надо не только про власть петь! — озарило его. — Можно вообще про всё?!

— Ага, — довольно кивнул я. На улице уже светало, значит часа три-четыре ночи. А мы всё сидели, не расходились. И, о чудо, Берни заказал три горячих молока с мёдом! Мне, музыканту и себе.

— Не-не! Хватит вина! Тут история королевства вершится! Потом вино, — отмахнулся он на мой недоумённый взгляд.

— Четыре молока с мёдом, — добавил Клавдий слушающему нас служке. — Я тоже с вами взбодрюсь… — Он поёжился.

— Но тогда петь… Вот вообще о чём угодно, да? — продолжал сиять Сильвестр, попивая сладкое молоко.

— А то. Вот, например, что сегодня в голову пришло, пока валялся, новостей ждал. — И я снова запел, иногда вообще не попадая в рифму.

— Опасно, — остудил пыл Вольдемар. — Политика.

— Так ради неё всё и делается, — заметил я.

— Тут только за слово «король» в темницу потащат, — стращал он. — И плевать, что хвалите.

— Угу, — кивнул я. — А потому ни слова неправды о короле. Мудрый. Сильный. И советники его мудрецы. Никакой ругани и хулы! Истинная правда! И мальчишка… Да, при чём здесь мальчишка Пуэбло? И правда же не при чём?

Сидящие за столом, кроме эльфы и хлопающего глазами музыканта, усмехнулись.

— Ричи, моё мнение — зайдёт. Как ты Карлосу в Аквилее по носу щёлкнул — вся страна обсуждает, — взял слово Бетис. — Правда обсуждает… Как ты сказал это слово… Политкорре…

— Политкорректно.

— Вот! Только политкорректностью там не пахнет. Как есть люди говорят. А тут — осторожная издевка, только шарм придаёт. Слушать точно будут!

— Граф, а про тебя могу петь? — спросил вдруг Сильвестр.

Я сделал большие глаза, наклонился и произнёс громко, но как бы по секрету:

— Не просто можешь. ОБЯЗАН! В этом и смысл! Иначе все покажут на тебя пальцами и скажут, что ты предвзят, и работаешь на меня, за деньги.

— А разве ты не собираешься дать ему денег? — уточнил Клавдий.

— Собираюсь. — Я согласно кивнул. — И в будущем давать. Но это наше с ним дело. Никто не должен обсуждать это. А потому я тоже должен стать целью сатиры. Вот только что про меня можно спеть?

Все дружно замолчали, переглядываясь.

— Мальчишка-юнец, безбашенный, — помог, наконец, с эпитетами Бернардо. — Сначала делает, потом думает.

— Истинно! — поднял я за его здоровье молоко.

— Сам не знает, что хочет, — продолжил Вольдемар. — Хватается за всё подряд. Без ума. Чего-то строит, но с туманными перспективами. Выбрасывает деньги на ветер.

— И твоё здоровье, — вновь поднял я кружку, так и не успев отпить, за наставника.

— А, понял! — осенило Йорика. — Граф, ты молот! Про тебя будут говорить следующее.

Он прокашлялся и начал перечислять:

— Ты молод. Неопытен. Безрассуден. У тебя нет мудрых наставников, или ты их не слушаешь.

— Но при этом ты способен бросать вызов сильным противникам, и даже обводить вокруг пальца короля и его сестру. Ты храбрый и защищаешь своих людей и свою землю. Народ будет смеяться твоей глупости, но понимать, что лучше жить под твоим «безрассудным» началом, чем под рукой мудреца, дерущего три шкуры.

— А ещё ты людей на волю отпускаешь, — продолжил Клавдий. — С одной стороны все посмеются, что ты за лопух, а кто на твоих землях работать будет? Но с другой все будут знать, что у тебя — лучше, чем у соседей. Не так ты и плох.

Я отсюда услышал, как скрипнул зубами Бетис. Надо будет потом провести с ним политинформацию по проблеме освобождения и бегства крестьян. Он не отец, не он принимает решения, но надо донести позицию, а там… Вода и камень точит. К тому же это наследник, а не просто сын герцога.