Теперь же сердце её полно и ярко отзывалось на его чувства, и ей больше не шли на ум никакие сомнения. Она теперь в каждой интонации, в каждом взгляде, в каждом прикосновении чувствовала, что любима, и от этого сама начинала любить в ответ сильнее, отзываясь на его чувства горячо и беззаветно.

Конечно, ничего этого она не смогла бы объяснить и понять; она просто чувствовала, и ей просто казалось, что они поссорились, и это было ужасно, а потом помирились, и на контрасте с ссорой примирение ощущается ещё прекраснее.

Эртан же со своей склонностью анализировать смотрел вглубь; он видел одни отношения – до ссоры, и совсем другие – после неё. Он осознавал, что это качественно разные отношения, и полагал это чудом – потому что эти вторые, новые, казались ему совершенно невозможными.

– Я ведь и сам, Рэми, – поколебавшись, признался он, – не ожидал чего-то уж очень хорошего от этой затеи. Ниийка, да ещё принцесса! Думал, хорошо, если удастся кое-как подстроить свой быт под твои требования и иметь в семье какой-то мир.

Рэми потрясённо молчала, в очередной раз переживая шок от понимания, что однозначная с её точки зрения ситуация выглядит совершенно иначе, если смотреть на неё глазами другого человека. Ведь, безусловно, Эртан тоже имел какие-то страхи и опасливые ожидания по поводу такого брака, которые, наверняка, вступали в конфликт с его личными просто человеческими надеждами и потребностями, и…

Это всё было так сложно, что, наверно, она опять бы расплакалась, если бы он не отвлёк её новой мыслью:

– Но зато теперь я, кажется, лучше понимаю мотивы твоего отца.

– Хм? – теперь уже заинтересовалась она, требуя пояснений.

– У вас в Ниии, – сказал он таким тоном, каким сама она большую часть жизни говорила «там в Мариане», что её изрядно насмешило, – таких женщин, как ты, ценить не умеют, Рэми. То, что в тебе есть самого важного, самого ценного, они пытались бы в тебе задушить и задавить, подогнать под свои требования и ожидания. А ты – ты постоянно чувствовала бы себя неправильной, виноватой за то, что ты такая, какая ты есть, – в его голосе даже звучал сдерживаемый гнев – видимо, на тех, кто отравлял её юность таким мнением. – У нас, напротив, женщины с сильным характером в чести. Здесь тебя будут уважать, здесь тобой будут восхищаться. Ты здесь на своём месте, Рэми.

Это, определённо, было так, и она сама это чувствовала.

И дело было не только в Эртане, который понимал, ценил, помогал проявить себя, принимал всерьёз её проекты. И не только во всех остальных: Рассэле, который принял её в команду мыслителей на равных, Бетисе, который увидел в ней полноценную коллегу, Элпи, которая заключила с ней настоящий взрослый союз…

Дело было в том, что в Мариане люди и впрямь были другими, и действительно могли ценить в Рэми то, что на её родине казалось многим в лучшем случае безобидной блажью королевской дочки.

В Ниии Рэми выделялась среди всех знакомых ей дам. Даже среди старших ей было трудно найти собеседницу по себе, что уж говорить о ровесницах. Здесь же она постоянно сталкивалась с женщинами, которые могли выступать с нею на равных или даже превосходили ей по всем фронтам. Одни только Элпи и Тунь чего стоят! Вот у кого ей есть, чем поучиться!

В Ниии ей казалось, что она давным-давно прыгнула выше потолка, и ей неосознанно хотелось пригнуться, стать проще, обычнее, ближе к остальным.

В Мариане она поняла, что потолок, на самом деле, ещё очень-очень далеко, и дай Бог, чтобы жизни хватило до него добраться.

И это было удивительно.

– Чудо, – согласилась она, оборачиваясь в нему.

– Настоящее, – согласился он, улыбаясь глазами.

…хозяйку дома они увидели вновь лишь утром. Та сидела за кухонным столом и что-то увлечённо строчила на листке бумаги. Под ним и вокруг него были разбросаны другие листки, с кучей пометок, поправок, клякс, рисунков и надписей во все стороны. Рассэл тоже уже был здесь, попивал чай и наблюдал за этой картиной с улыбкой.

– А, вы как раз к обеду! – радостно провозгласила Тунь, не отрываясь от своего дела.

– К обеду? – удивилась Рэми, ища взглядом часы.

Те честно показывали девять утра.

– По средам я всегда встаю в пять, – легкомысленно отмахнулась Тунь.

Эртан, устраиваясь за столом, хмыкнул:

– Когда я видел тебя в прошлый раз, ты всегда вставала в пять по субботам.

Тунь возвела глаза к потолку и поправилась:

– На этой неделе я всегда встаю в пять по средам.

Потянувшаяся за стаканом Рэми чуть не рассмеялась, но решила не уточнять, как можно вставать каждую среду именно на этой неделе – что-то ей подсказывало, что объяснение у Тунь есть, и что это объяснение запутает всё ещё больше.

После завтрака-обеда Тунь резко посерьёзнела и с самым деловым видом увела всех в гостиную на серьёзный разговор.

Рассэл толково и коротко объяснил свою затею с продажей ковров в Даркию и в необходимости привлечь к этому делу брата-адмирала.

Тунь вежливо приподняла брови и удивилась, причём тут она.

Рассэл попытался уверить её, что любимой сестрёнке адмирал не откажет, так что её помощь будет неоценимой.

– Брат принимает решения с опорой на разум, а не на чувства, – холодно парировала Тунь. – Да и мне какой с этого  толк?

Как это часто бывало с нею в дни, когда она вставала в пять утра, к десяти она уже чувствовала усталость и предпочитала быть прагматичной расчётливой особой.

Тогда в дело вступила Рэми, расписав свой проект по защите прав марианских женщин – особенно мурийек.

План не произвёл на Тунь никакого впечатления:

– Вы даже в тандеме с Элпи не сможете повлиять на Рейна, – категорично заявила она.

Рэми обиделась и принялась заверять, что Рейн уже обещал оказать всяческое содействие их плану.

Тунь посмотрела на неё с ощутимой жалостью и заметила:

– Малышка, Рейн забыл о вас в тот же момент, как вы скрылись с его глаз. Проблемы такого рода его не заботили от роду.

Тогда эстафету подхватил Эртан, который с откровенным дружелюбным смущением начал раскручивать матримониальную идею Ниссы.

Тунь удивлённо поморгала, осознавая, что её сейчас пытаются тонко и аккуратно сосватать за Рассэла.

– Ну это уж слишком! – резко прервала она очередные заходы Эртана и, неожиданно цапнув Рэми под локоть, вмиг переменилась и с ярким оживлением на лице заявила: – Нам нужно по-девчачьи посекретничать, не скучайте!

И выволокла ничего не понимающую принцессу в сад.

В саду Рэми ожидало очередное потрясение. Тунь затащила её в странную беседку – странность заключалась в отсутствии крыши – и вдруг разрыдалась.