Валентин. Скользкий, как угорь. И жену свою подставил топорно. Кроме подсвечников, которые неизвестно кто из них положил в шкаф, больше ничего нет. Конечно, это немаловажно, но… Согласитесь, не доказательства вины Ольги.

Павел цокнул языком:

– Верно, неприятный тип. Чует мое сердце, что он жаждет избавиться от жены, но не с помощью развода. Тут и ежу понятно: при разводе этот хлыщ ничего не получит. Вот и пытается посадить женщину.

Виталий кивнул:

– Точно… Вы его лицо видели, когда он понял, что мы не задерживаем Ольгу? Тут тебе все эмоции… От недоумения до досады. Станиславский бы поверил, держу пари.

– И мы поверили, что он хочет от нее отделаться, – подтвердил Волошин. – Вот что, ребята. Надо бы за этим Валентином последить. Я уверен: он продолжит работать в этом направлении. Ну, чтобы посадить свою жену. Продолжит – и допустит ошибку. Тут-то мы его и прихватим.

– Гена, твоей интуицией я всегда восхищался, – отозвался Цеков, приглаживая волосы. – Ты чувствуешь преступника, как лейтенант Коломбо. Скажи, кто убил старушку? Валентин?

Волошин так стиснул в руке карандаш, что он переломился пополам. Геннадий бросил его на стол и поморщился.

– Моя интуиция молчит, – проговорил он, барабаня пальцами по гладкой поверхности стола. – А значит, Валентин непричастен.

– Как непричастен? – Павел чуть не подскочил на стуле. – Все против него.

– Да, – не стал спорить майор. – Как и против его жены. Паша, не мне тебя учить, что у убийцы, если он психически нормальный, должен быть мотив. А какой мотив у Валентина? Убить женщину, которая долгие годы была ему вместо матери, только для того, чтобы засадить жену? Нет, он бы на это не пошел. Скорее всего, убийство Богдановой натолкнуло его на мысль избавиться от жены.

– Тогда давайте посадим его, – предложил Виталий. – Вернее, сделаем вид, что подозреваем его в убийстве. Может быть, в КПЗ он заговорит…

Майор покачал головой:

– Может, и не заговорит. Мне не дают покоя эти подсвечники… По словам Ставицкого, он ушел от Богдановой около двадцати трех. Здесь он не лжет, потому что знает: охранник всегда может либо подтвердить, либо опровергнуть его слова. Я хочу сказать, что больше из своей квартиры он не выходил, следовательно, никак не может быть убийцей. Если Ольга не убивала, значит, был кто-то третий, и этот третий передал Валентину подсвечники и забрал деньги и жемчужину.

– Да был третий, сомнений нет, – вставил Бочкин, лениво потягиваясь. – И ты уверен, что Валентин нам о нем не расскажет?

Волошин кивнул:

– На все сто. Сам посуди: Ставицкий любил Богданову. И если он простил убийцу и даже решил покрывать его, то никогда не выдаст его нам. Вот почему слежка за ним – это лучшее, что можно придумать. И начинайте завтра с места его работы. А теперь – по домам.

Цеков хлопнул в ладоши, и Геннадий, поморщившись, почесал ухо:

– Оглушил…

Ребята встали и, пожав майору руки, вышли из кабинета.

Следователь тоже засобирался домой. Вспомнив растерянное лицо Лены, он улыбнулся и решил зайти в магазин, купить яиц. Кто знает, что сегодня сгорело у его любимой женщины?

Глава 62

Русь, река Кондурча. 1391 г.

Тимур не хвастался и не кривил душой, когда говорил о том, что прекрасно осведомлен о тактике боя Чингисидов. Они всегда делились на левое и правое крыло и центральный корпус – кул. Во время боя левое и правое крылья обходили врага, прижимали его с флангов и побеждали.

Такой тактике Железный хромец намеревался противопоставить свою и выиграть. Кроме того, по его мнению, Тохтамыш выбрал для своего войска очень неудобное место – правый берег Кондурчи. Неподалеку большая и полноводная русская река Волга делала изгиб, и Тохтамыш волей-неволей оказался в ловушке. Он мог только наступать, идти же назад не было никакой возможности.

Продумав все до мелочей, Тамерлан разделил двухсоттысячное войско на пять частей, поставил в центр средний кул, по сторонам – левый и правый, а авангард занял место перед войском. Еще один кул находился в резерве.

Когда застучали барабаны, возвещая о начале сражения, Тохтамыш махнул рукой, и конница бросилась в атаку. Как монгольский хан, бывший соратник Тимура возлагал на нее большие надежды, но Тамерлан сразу лишил его уверенности в победе, навязав битву на берегу реки. И все же золотоордынский хан считал, что сможет наказать Великого эмира.

В начале сражения он обрушил на него всю мощь своей армии, стараясь обойти противника с флангов и прижать с двух сторон. И вначале это ему удалось. Левое крыло ордынцев обошло правое крыло Тимура и оказалось позади подразделения, которым командовал Сайфудин-Хаджи.

Вскоре Тохтамыш попытался проделать это и с левым крылом противника.

Встревоженный Байсункар подскакал к своему повелителю и заорал, стараясь перекричать шум битвы:

– Нас обходят! Мы окружены!

Тимур провел рукой по мокрому лицу. Если Тохтамышу удастся окружить его войско, то он захватит инициативу.

В растерянности Великий эмир взглянул на сидевшего рядом Береке-саида и прошептал:

– О, мой почтенный саид, войско мое терпит поражение!

Береке сделал вид, будто не услышал ничего угрожающего. Он неторопливо вылез из кибитки, взял горсть камней, захрустевших у него под ногами, и проговорил: