Пойти в прокуратуру? В милицию? И выложить ту старуюисторию? Ведь это какая-то статья. Наверняка мой поступок подходит под статью:оставление в беспомощном состоянии, недоносительство или еще что-то. Вся жизньполетит к черту. Вся жизнь.

Жена крепко спала в соседней комнате. В квартире стоялатишина. Не зажигая света, Стас продолжал как загнанный зверь метаться покомнате из угла в угол. В этом ночном хождении не было ничего осмысленного,только паника и истерика.

Заметив, что за окном свет, Стас выпил две таблетки снотворного.Все надо обдумать на свежую голову. Нельзя принимать решения сгоряча. А чтобыголова была свежей, необходимо поспать хоть немного. Раньше он спокойнопереносил бессонные ночи, а сейчас тупел, ходил как сомнамбула и ничего несоображал. Все-таки возраст, и здоровье уже не то.

Он закутался в плед, свернулся калачиком и тут же провалилсяв тяжелое забытье. А через двадцать минут входная дверь бесшумно открылась.

Толстый мальчик держал в руках пластиковую бутылку из-подшампуня, наполненную водой.

– Только попробуй брызни! – сурово сказала Соня.

– И что будет? – поинтересовался мальчик. Он был ниже наполголовы и, вероятно, младше на год. Соня окинула его надменным взглядом итихо произнесла:

– Брызнешь – врежу.

– Да я тебе первый та-ак врежу! В другой двор улетишь!Тощая!

– Что ты сказал?! – Соня грозно насупилась и шагнула кмальчику.

Он тут же окатил ее струёй воды из брызгалки.

– Тощая! Худоба горемычная! Вобла сушеная! Ну, поймай меня!Поймай!

Мальчишка не убегал, просто уворачивался от Сониных рук иопять умудрился облить ее с головы до ног. Но вода в брызгалке на этомкончилась.

– Ну, я тебя отлуплю! Ну, ты у меня дождешься! Жиртрест,пром-сарделька! Соня поймала его за резинку шортов и замахнулась.

Но ударить не могла. Она вообще не умела бить того, ктослабее. А мальчишка, хоть и толстый, был явно слабее.

– Если ты мне штаны порвешь, мать меня целую неделю будетпилить, – мирно сообщил мальчик, – лучше врежь, но штаны не рви.

Соня отпустила резинку шортов.

– Ладно, гуляй. Я сегодня добрая.

– Так не с кем гулять, – мальчишка пожал плечами, – у насвесь двор разъехался. Скукота… Кто в лагерь, кто с родителями на море. Меняскоро к тетке в Пущине отправят. А ты у Салтыковых из сорок седьмой квартирыживешь?

– Да.

– Они тебе кто?

– Вера – подруга моей мамы. Еще с детства, – объяснила Соня.

– А зовут тебя как?

– Соня.

– Меня Вадик. Слушай, хочешь, я тебе мое гнездо покажу?

– Покажи, – кивнула Соня.

– Слабо на тополь залезть?

– Да запросто. – Соня посмотрела на огромный тополь, которыйрос в глубине двора. – Это у тебя там, что ли, гнездо?

– Ага. У тебя деньги есть?

– Ну, тысячи две. А что?

– Давай сбегаем к ларьку, мороженого купим, на топользалезем, будем сидеть, есть мороженое и за улицей наблюдать. Знаешь, какклассно!

Идея Соне понравилась. У Вадика оказалось полторы тысячи, иххватило только на одну порцию. Быстро взобравшись по толстым сучьямраскидистого тополя, они уселись поудобнее и стали откусывать от сливочногорожка по очрреди. Есть мороженое, сидя на дереве, было действительно классно.

– Хочешь, тайну расскажу? – равнодушным голосом спросилВадик.

– Расскажи, – кивнула Соня и слизнула с вафельного рожкадлинную каплю.

– А с дерева не свалишься? – прищурился Вадик.

– Ты сам смотри не свались!

– Я видел, как вашего Мотьку уводили, – прошептал Вадик,припав к Сониному уху липкими от мороженого губами.

– Что ты там бормочешь? – грозно спросила Соня. – Ктоуводил? Когда?

– Когда вы думали, будто он потерялся. – Вадикмногозначительно поджал губы. – Я вот здесь, на дереве сидел. За тобойнаблюдал. И за улицей. Смотри, отсюда все видно, что за домом делается.

Действительно, с тополя хорошо просматривалась часть улицы,отгороженная от двора старым пятиэтажным домом с аркой.

– Ну вот, – продолжал Вадик. – Ты стала на качелях качаться.А Мотька заигрался с дворнягой. Убежал в арку. Тебе с качелей видно ничего небыло. Тут откуда ни возьмись дядька с поводком.! Эй, ну ты мороженое ешь иликак? Тает ведь.

– Сам доедай, я не хочу. – Соня отдала Вадику рожок. – Ну,давай дальше, что за дядька?

– Молодой такой, в джинсах. Не бомж, не алкаш. Приличныйвполне. А Мотька упирался, идти не хотел. Ох он его тащил, ужас!

– Ну-ка расскажи, как этот дядька выглядел? – шепотомпопросила Соня.

– Да обыкновенно, – пожал плечами Вадик, – я же сказал,молодой, в джинсах черных.

– Так чего же ты не зашел сразу, не рассказал? Мы ведьискали его, на весь двор кричали, у всех спрашивали. А потом объявления вездерасклеили… Что же ты не зашел? Знал ведь, чья собака! – возбужденно зашепталаСоня.

У нее даже дыхание перехватило от возмущения, и говорить онамогла только шепотом.

– Ну, я это… – замямлил Вадик, – я думал, может, так и надо?Может, знакомый какой?

– Жалко ему стало! Знакомый! – передразнила Соня. – Собакуукрали на твоих глазах! А ты… Раньше сказать не мог?

– Так ведь он вернул потом. Я как раз собирался рассказать.А смотрю, вернул он Мотю. И вообще, мама говорит: не лезь в чужие дела.

– Эх ты, – тяжело вздохнула Соня, – сиди на своем дереве!

Она спустилась чуть ниже, схватилась за толстый сук и,отпустив руки, легко спрыгнула на землю.

– Только не забудь, это тайна! – закричал вслед Вадик. – Явообще мог тебе ничего не говорить! Соня, не оборачиваясь, побежала к дому.«Может, ему Вера понравилась и он решил таким способом с ней познакомиться? –размышляла она. Но зачем было собаку уводить? Это ведь подло. Наврал, будтонашел случайно, от каких-то кобелей отбил. А я все удивлялась, почему Мотькатак его боится?»

Соня впервые за свою десятилетнюю жизнь столкнулась с такимжестоким и наглым взрослым враньем, и ей почему-то было от этого стыдно, словноона подглядела в замочную скважину нечто мерзкое, неприличное.