Я молчала: что я могла ответить? Он все объяснил – он просто опасался подойти ко мне все это время, потому что боялся, что я оттолкну его так же грубо, как некогда донна Анна. Бедный, несчастный герцог все это время ревновал, а я напрасно злилась, думая, что он считает меня низкой женщиной. Да ему даже в голову не пришло осудить меня!

Герцог продолжал говорить:

– Дон Висконти утверждает, что вы не настоящая донна Анна. Я признаю, что вы изменились, кажетесь иногда странной и совершаете совершенно невообразимые поступки. Но мне уже все равно, Анна, даже если вы не та, что прежде, если изменились или, хоть это и невероятно предположить, вы – совсем иная женщина, мне все равно! Донна, я так счастлив рядом с вами! Как я счастлив, что вы неравнодушны ко мне!

– Я?!

– Вы все это время не разговаривали со мной, я, наверно, заслужил подобное обращение. Но когда вы ударили меня, тогда, на плотине, я понял, что вы переживали. Я готов снова и снова бросаться в реку кишащую крокодилами, лишь бы вы всякий раз встречали меня так, как в тот день.

Я остановилась, не веря своим ушам. Что он возомнил о себе! Я к нему неравнодушна! Да он просто вывел меня из себя своим глупым мальчишеским поступком!

– Вы неверно истолковали мое поведение, герцог. Однако я рада, что мы с вами выяснили все обиды и недомолвки. Если вы впредь не станете вспоминать о моем поступке на плотине, я забуду о своей обиде на вас и снова буду считать за честь быть вашим другом.

Герцог понял мой намек.

– Хорошо, донна, я по-прежнему рад быть вашим другом.

Он проводил меня до шатра и сказал, что подождет рядом, чтобы помочь добраться обратно. Обо мне доложили, слуга придержал полог, я вошла. Шатер короля был большим, просторным, в нем помещался даже стол. Король сидел в кресле, он встал и поприветствовал меня. Помимо нас в шатре был Жан де Жуанвилль, сенешаль короля, худой, религиозный рыцарь, который вызывал у меня симпатию. Едва король поздоровался, его отвлекли, и он вышел на минуту, попросив нас подождать его так вежливо, будто мы с Жуанвиллем куда-то могли уйти. Я поинтересовалась у сенешаля, не знает ли он, по какой причине король вызвал меня к себе в столь поздний час.

– Король хочет знать ваше мнение о Последнем Рыцаре Короля, – ответил Жуанвилль. – Дело в том, что личность этого загадочного человека, который уже не раз помогал нам, очень волнует его. Все, кто видел Рыцаря, утверждают, что у него нет лица, некоторые рыцари полагают, что мы имеем дело с демоном, который покровительствует нам.

– Разве такое может быть, сенешаль? – спросила я.

– Говорят, что некоторые демоны благоволят к человеку и даже живут среди людей, помогая им.

– Бог с вами, сенешаль, вы же образованный человек, – воскликнула я, – демоны не могут благоволить к людям!

– Тогда, может, вы, донна, прольете свет на эту таинственную личность? – входя в шатер, спросил король.

– Увы, сир, думаю, что знаю не больше вашего, – покачала я головой. Король знаком удалил сенешаля и посадил меня напротив себя. Заглядывая мне в лицо одному ему свойственным движением, он спросил:

– Донна, вы верите в предположение сенешаля?

Я поколебалась, но решила говорить откровенно.

– Нет, Ваше Величество, оно мне кажется маловероятным.

– Хорошо, – с облегчением вздохнул король. – Но как тогда объяснить, что посторонний человек так помогает нам?

– Вы спрашиваете меня, потому что он упомянул мое имя в письме, ведь так? – спросила я.

– Донна, возможно, вы видели его? Может, вы не обращали внимания, но есть рыцарь, что заботится о вас?

– Сир, вы ставите меня в затруднительное положение… – в голове почему-то возник Анвуайе, но я отмела подобную возможность. – Не думаю, что я знаю этого рыцаря. Но я уверена, что этот человек был с нами на Кипре.

И я рассказала королю про загадочного доброжелателя, который дважды спас меня на Кипре. Рассказать про момент, когда Висконти напал на меня, оказалось куда легче, чем я предполагала, король слушал, не перебивая. Как легко было говорить с монархом великой державы, с храбрым и благородным крестоносцем, с человеком большой доброты и участия. Невероятно, как столько качеств вмещалось в одном человеке, и еще более невероятно было то, что при этом он сохранял удивительную скромность. Оставив короля в еще большем смущении, чем он был до моего прихода, и сама весьма озадаченная таинственной личностью, что не давала нам покоя, я отправилась в сопровождении герцога назад. Войдя в шатер, я увидела, что наша компания значительно увеличилась. Помимо де Сержина, к нам пожаловала чета де Бомон, Жоффруа де Базен, де ла Марш и еще несколько знакомых рыцарей. Наш приход все встретили с энтузиазмом, и мне показалось, что на нас смотрели с интересом. Еще бы! Ведь мы с герцогом совершали прогулку по темному лагерю вдвоем. Учитывая разнообразные слухи о донне, фантазия каждого работала в своем направлении. Ну, да ладно… Завтра я уеду отсюда, и пусть думают, что хотят, главное, добраться до Дамьетты и сесть на корабль в Неаполь.

– …подошел к ним, – рассказывал Вадик де Базену, – а Гийом Длинный Меч так странно посмотрел на меня и ничего не ответил на приветствие. Остальные тоже молчат. Не знаю, может, они считают, что я должен был уехать с ними в Акру?

– Они ни с кем не общаются, – успокоил Вадика де Базен. Его длинные пшеничные волосы, стянутые на затылке в тугой хвост, рассыпались по спине. – Англичане и Гийом отрезали себя от остальных, словно презрели всех нас.

Я повернулась в другую сторону: здесь Катя и де ла Марш пытались вспомнить, как звучала песня Винченцо, которая особенно нравилась Кате, но, смирившись с провалами в памяти, они обратились за помощью к автору. Винченцо напел им начало, де Бомон взял в руки лютню и подыграл оруженосцу. Вот если бы послушать еще раз, как играет герцог! Ведь никогда больше не услышать мне, как плачет и смеется лютня у него в руках…

Из его пальцев рождаются звуки любви и страдания, струны и воздух подчиняются ему, словно он один властитель вселенной звуков. Но я не решилась просить его спеть, а он не стал петь сам, давая возможность выступить Винченцо. Он никогда не критиковал игру других, он был выше зависти, Винченцо, например, он не раз поощрял и хвалил, вдохновляя молодого оруженосца, который преклонялся перед Мастером. Впрочем, наш вечер длился недолго, все разошлись очень скоро, желая друг другу доброй ночи.

Спокойной ночи, рыцари и оруженосцы. Спокойной ночи и прощайте.

Крестоносцы потратили еще три недели, чтобы построить новую плотину и «кошачий замок». Работы усложнялись тем, что сарацины подкапывали берег напротив плотины, чтобы сохранить ширину русла, вода прорывалась и разрушала сооружение, стоившее христианам стольких усилий. Казалось, что невидимый рок мешает крестоносцам. Ни освящение плотины, ни ежедневные молебны – ничто не спасало плотину и башни. Когда строительство новой «кошки» закончилось, король велел отвезти ее на дамбу в тот день, когда на стражу встанет герцог Анжуйский – это было неким символическим подарком ему, потому что именно во время его дежурства были разрушены две старые «кошки». Но едва башня была с трудом установлена, сарацины принялись обстреливать дамбу камнями и снарядами, разрушая перекрытия и вселяя панику в ряды рабочих. Потом они привезли свою установку для метания греческого огня и спокойно сожгли постройку христиан. После этого у рыцарей не осталось ни средств, ни материала, ни желания, чтобы вновь пытаться строить плотину. Стоял уже февраль, они потратили полтора месяца, живя в лишениях, и в результате все, что они делали, было разрушено.