Хитрый Абиль-бий понял, что старик ускользает из рук.

— Датха, скажи, на что надеется народ, что ему нужно? Покой и мир, сытый живот, справедливость и забота правителей! Вот к чему стремится народ. Что же он скажет, если сами правители, само государство согласятся на требования народа? Одобрит народ такое дело всей душой. И вернется себе мало-помалу к мирной жизни. Разве не так, почтеннейшие? — обратился он к биям.

Те замялись было:

— Так-то оно так, да…

Но Абиль-бий не дал им долго рассуждать и уже вел свою изворотливую по замыслу речь дальше:

— Выходит, значит, так, что был бы хан милостив, а зовут его Кудаяр или Болот, — безразлично. Тут есть два пути. Предположим, народ восстал, льется кровь, и ценою потоков крови Болот становится ханом, и, надо надеяться, ханом милостивым. Предположим иное. Народ замирился. Кудаяр соглашается на его требования, и мир, и покой нисходят к нам без всякого кровопролития. Какой из двух путей легче и короче для достижения главной цели?

— Сомнительно, чтобы дал нам Кудаяр-хан то, чего мы хотим. Не дождешься, — заметил один из биев.

— Тогда и я взбунтуюсь против него! — поспешил заявить на это Абиль-бий.

Горцы ценят слово и верят ему. Поверили и Абилю. Переговоры завершились. Весь следующий день Абдурахман отдыхал в отведенной для него юрте. Обе стороны остались довольны результатом встречи. Попили кумыса, выбрали по одному представителю от каждого рода, чтобы послать в орду во главе с Шер-датхой, который отказался от своего первоначального намерения в орду не ездить.

Что же это? Неужто хотят посадить его в лужу? Исхак погрузился в размышления. Ни задор джигитов, ни безоговорочная поддержка саркеров, их доверие не успокаивали его искушенного сердца. Представители родов нашли общий язык с посланцами из орды — эта был неожиданный удар. Восстание быстро шло на убыль. Джигиты, которые ездили вместе с Шер-датхой на переговоры, вернулись в свои аилы. Не было прежнего единства, борьба прекращалась сама собой. А что мог Исхак поделать с этим? Ему теперь казалось, что над его собственной головой нависла судьба Науман-пансата.

Куда ты направил свой путь, о герой,

Спешишь без оглядки, покорный судьбе?

Удача тебя обошла стороной

Иль, может, беда угрожает тебе?

Ты знаешь, кто скачет бок о бок с тобой,

Кто этот бродяга, откуда бежит?..

Строки, неожиданно припомнившиеся, жгли душу. И он все смотрел, смотрел куда-то вдаль, куда-то ввысь, где таяли, как его надежды, белые легкие облака над вершинами гор. Острое чувство одиночества охватило его.

…У первого кокандского хана Алима было трое сыновей. Его младший брат Омар, став ханом, собственной рукой умертвил Шахрух-бека — первенца Алима. Два других сына, Ибрагим-бек и Мурат-бек, вынуждены были вместе с матерью искать убежища у ее братьев-каратегинцев. Впоследствии оба погибли в кровавых распрях. После Ибрагима осталась дочь Ша-аим и годовалый сын Болот. Вдова Ибрагима выдала дочь за Ахрара-ходжу в Самарканд и сама уехала туда. Не без влияния Ахрара-ходжи Болот совершенно отказался от мысли о своем ханском достоинстве, о правах на трон, предавался религиозным суфийским радениям, стал "дива-ной" — одержимым.

В прошедшем году Шер-датха, взяв с собою троих спутников, тайно от Кудаяр-хана и от генерал-губернатора Кауфмана отправился в Самарканд. Он разыскал Болот-бека, не прибегая к помощи Ахрара и даже не извещая его о своих поисках. Предложил Болоту заявить права на трон и выступить против Кудаяр-хана, опираясь на повстанцев. Чуждый делам бренного мира, дивана растерялся. Слезы выступили у него на глазах. Вот сидят перед ним грозные, как степные волки, четыре горца — узкоглазые, с темными, обветренными и загадочными лицами, сидят и ждут от него ответа. Неподвижные, молчаливые и страшные его родичи. Дивана чувствовал, как стынет у него сердце.

— Не поеду, — ответил он и чуть заметно покачал головой.

Шер-датха попытался убедить его:

— Весь Наманганский вилайет, все кутлук-сеиты, найманы, курама поддержат… Наступило благоприятное время. Народ подымается…

В ушах диваны слова "кутлук-сеит", "найман" звучали как имена разбойников. Его зять Ахрар-ходжа говорил о киргизах и о кипчаках как о яростных разрушителях всякого порядка. Ходжа объяснял, что внешними врагами некогда могущественной державы, созданной Тимуром, были именно они, а изнутри ее, словно черви, грызли и грызли узбеки — народ девяноста колен. Отца Болота, Ибрагим-бека, уничтожил проходимец Юсуп, родич этих вот горцев-разбойников. Болот-дивана дрожал от страха, как ребенок, которому рассказывают страшную сказку. Единственным спасением от этого ужаса, казалось ему, может быть только молитвенное радение.

— Не по-еду! Убийцы…

Он забился в угол. Зажмурил глаза. Затряс головой, выкрикивая имя бога. На губах выступила пена, Болот впал в экстаз.

Шер-датха покачал головой — удивлялся, до чего мог измельчать потомок победоносного завоевателя Алим-хана.

В ту же ночь тайные послы покинули Самарканд. Через несколько дней, измученные и оголодавшие, прибыли они в Ташкент, к Абдымомун-беку. Он ждал их с таким нетерпением, что, еще не поздоровавшись, задал вопрос:

— Как дела, датха?

— А… пропади они пропадом! — устало бросил Шер-датха. Разговор продолжили у вечернего достархана. Шер-датха рассказал, как он нашел Болота, как говорил с ним, какой получил ответ.

— На все воля божья! — закончил он свою речь. — Язык не поворачивается назвать такого потомком Алим-хана. Обидно, что столько сил потеряли из-за него…

— Да-а, — протянул удивленный Абдымомун-бек.

— Отведайте чаю, датха-ата, — услыхал погруженный в свои невеселые размышления Шер-датха чей-то негромкий голос и, подняв голову, взглянул на джигита, который протягивал ему пиалу.

Датха вздрогнул от неожиданности. "Самаркандский дивана! Но откуда у него огонь в глазах? И как он мог сюда попасть?"

Шер-датха принял из рук джигита пиалу.

"Чудеса господни!" — мелькнуло в голове у старика. Не спеша прихлебывая чай, он глядел и глядел на джигита.

Абдымомун-бек истолковал его взгляд по-своему.

— Вы не опасайтесь, датха, это свой джигит, из тех, у кого каленым железом слова не вырвешь.

Датха поставил пиалу, распрямился.

— Бывает же такое сходство, великий боже!

— У меня прямо в голове не укладывается, датха! — подхватил его слова один из тех, кто вместе с ним побывал в Самарканде.

Абдымомун-бек ничего не понимал. Шер-датха глазами показал ему на джигита, который, приопустившись на колено, разливал чай.

— Этот джигит — вылитый самаркандский юродивый, вот оно что!

Абдымомун-бек улыбнулся.

— Бывает, датха, бывает! Встречаются похожие один на другого рабы божьи. Наружностью то есть. А судьба у каждого своя.

Шер-датха снова задумался. А джигит — высокий, бровастый, чуть рябоватый, теперь сам вовсю глядел на старика, и глаза у него так и сверкали.