Если б она вдруг сама захотела, тогда оно, конечно, другое дело. Однако же Хельга не давала никакого повода даже просто поговорить с нею за жизнь. Держалась со всеми одинаково ровно и даже холодно, никогда не улыбалась, делая свою работу молча, стиснув зубы. Девушка вообще старалась не общаться ни с кем, явно скрывая какую-то мрачную личную тайну.

– А-ну, поддайка-ка! – распаренный вождь махнул рукой одному из проводников – суровому здоровяку Свериру по прозвищу Береста.

Хмыкнув, орясина-викинг с Паши-реки хватанул на раскаленные камни аж полковша, так, что у всех уши в трубочку свернулись.

– А давай-ка, конунг, попарю! – хватая веники, гулко захохотал Сверир.

Геннадий довольно растянулся на полке:

– А давай!

Выскочив из бани, распаренный и красный, конунг с хохотом прыгнул в реку. Следом за ним посыпались и остальные парильшики, столь же довольные и веселые.

– Эк, хорошо!

– Клянусь Одином – добрая банька!

Юный Херульф глядел на все это с неописуемым ужасом, честно пытаясь понять, что за удовольствие в том, чтобы сидеть в неописуемом жаре, да еще и хлестать себя прутьями! Такой подвиг самоистязания вполне мог бы совершить какой-нибудь святой, святой Кутберт, или святой Михаил, или святой Ульфила.

– Эй, Ульф! Не хочешь в баньку?

– Нет, нет! – парнишка поспешно замотал головою. Он не был трусом, даже наоборот, но здесь… здесь ведь было совсем иное дело.

– Я уж лучше искупаюсь в реке, мой конунг.

Сказав так, Ульф побеждал к омуту, там, где колыхались на слабом ветру густые заросли ивы. Плескаться ближе вместе с другими викингами мальчишке не улыбалось, он все же считал себя христианином, а это ведь грех – показывать чужим свое тело. Лучше уж так… за кусточками…

Быстро сбросив одежду, юноша ухватился за прочную ветку рукой, попробовал воду рукой и скривился – холодновато. Все же выкупаться или не стоит? Пока Ульф раздумывал, кто-то сильно укусил его за плечо – овод или слепень. Ударив гада ладонью, подросток неловко поскользнулся и, выпустив из руки ветку, полетел в воду!

Сердце захолонуло, но все же парень быстро привык, вынырнул, отфыркиваясь… И тотчас же услышал тихий девичий смех! Это смеялась Хельга. Правда, наткнувшись на взгляд парня, девчонка схватила корзинку с замоченным бельем и тут же скрылась из виду. Она стирала здесь же, неподалеку, на плесе…

Ульф быстро оделся и, скрутив из сорванной бересты туесок, принялся собирать в него растущую по берегу смородину и малину. Набрав, осторожно прокрался к девушке, и, улучив момент, когда та полоскала чей-то плащ, неслышно поставило туесок рядом с корзинкой. Поставил и столь же неслышно ретировался, спрятался в зарослях ивы. Видел, как Хельга, выжав плащ, бросила его в корзину… застыла, обернулась, так никого и не заметив. Затем дева уселась, вытянув ноги, принялась есть по одной ягоды и, кажется, улыбнулась! Или показалось? Нет, улыбнулась… видно же!

От этой улыбки Херульфу вдруг стало очень приятно, настолько приятно, что снова захолонуло сердце. Совсем как тогда, когда – только что – он летел в холодную воду. Ах, Хельга, Хельга, безродная красавица дева… так и он Херульф из Толедо, тоже безродный… Но он викинг, а Хельга – раба? Правда, так часто бывает, что рабыня-наложница становится верной и любимой женою. Вот бы и Хельга так! Надо попросить конунга, сказать… быть может, великий вождь подарит Хельгу ему, славному Херульфу Отважному? Или продаст. Тогда надобно захватить побольше серебра и всякого рода богатства у этих чертовых колбегов!

Конунг оставил драккары под присмотром подчиненных Эгиля и части своей дружины, взяв с собой лишь полторы сотни человек, коим предстояло идти пешком, продвигаясь тремя отрядами. Первым – основным – в две дюжины викингов, командовал сам Гендальф, остальными – Рольф Кривая Секира и Фридлейв Острый Топор. До Воложбы-реки шли раздельно, дабы не мешать друг другу промышлять по пути дичь, ибо ста пятидесяти воинам в одном месте прокормиться не так уж и просто.

Связь меж отрядами держали посредством гонцов, конунг отказался от условных знаков во имя скрытности. Пока было совершенно неясно, как встретят незваных гостей пресловутые колбинги-колбеги. Быть может, и мирно, но могло случиться всякое. Ни Гендальф, ни Рольф, ни Фридлейв отнюдь не исключали открытого военного столкновения. В принципе, Гендальф об этом не беспокоился, ибо полторы сотни викингов представляли собой весьма значительную военную силу. Конечно, хотелось бы обойтись миром, но… тут уж как пойдет, как сложится.

– Здесь рядом – Фьорнборг, деревня колбингов, – вечером у костра пояснил суровый проводник Сверир Береста. – Мы почти пришли – завтра будет и Воложба-река, и большое поселение – Колгард. Там живет местный ярл, там старосты и дружина. Немного, около сотни воинов. Но, в случае нужды, по деревням собирают ополченцев-кэрлов, вот вместе с ним выйдет порядочно.

– Не хотелось бы воевать, Сверир, – глядя на летящие от костра искры, тихо промолвил вождь.

Викинг кивнул:

– Не хотелось бы, да. Однако кто может знать, чего захотят боги?

– В-верно сказал, – тряхнув рыжею шевелюрой, одобрительно засмеялся Атли. – Как выразился бы н-наш друг Рольф – н-никто не избегнет норн п-приговора.

– Кстати, где Ульф? – вдруг озаботился конунг. – Вроде бы он не в карауле сегодня. Обычно вертится под ногами, а тут…

– О, м-мой вождь! – Атли помешал кипевшую в котелке уху и хмыкнул. – Стрела любви пронзила сердце нашего Ульфа! Отныне ты можешь найти его там, где красавица Хельга.

– Но она же рабыня, насколько я знаю! – хлопнул глазами Сверир.

Атли махнул рукой:

– В Миклагарде, у ромеев, рабыни частенько с-становятся императрицами, а б-бывшие рабы – славными к-конунгами.

– Однако же у нас-то не Миклагард… у нас много хуже.

– Но в чем-то и лучше, а, Сверир? – неожиданно расхохотался вождь. – Мы же с вами сами строим свою жизнь! С помощью великих богов, конечно. Вот и здесь… Кто сказал, что Хельга всегда будет рабыней?

– Многие поглядывают на нее…

– Но мы-то сейчас говорим об Ульфе!

Юный Херульф Отважный и впрямь находился подле беловолосой красавицы. Хельга его не гнала, однако особо и не привечала, то есть не давала никаких поводов для сближения. Просто сидела, вот как сейчас, на бережку лесного озерка да слушала занимательные рассказы Ульфа о Барселоне, Таррагоне, Толедо и других городах далекой вестготской Испании, многие из которых ныне покорились маврам.

– У нас их называют персами…

– Нет, Хельга, персы – это не то.

– Тогда – арабы… Халифы, Магомет, Багдад, да?

– Да-да! Это они и есть – мавры.

– Отчего же их не изгонят ваши знаменитые воины? – не на шутку разговорилась девчонка.

– Оттого, что многим людям под маврами живется куда лучше, чем при христианнейших королях!