уж невыносимая жизнь. Впрочем, какая, в сущности, разница? Главное, что они были здесь и делали доброе дело.

Она перешла во второй зал, когда ее окликнула маленькая брюнетка в голубом халате:

– Are you looking for someone?

– Yes. A French guy. Paul Saurin[117].

Женщина точно определила акцент Николь и перешла на французский:

– Меня зовут Патрисия. Медсестра. Родом из Тулузы.

Она представилась так, словно отрапортовала о своем воинском звании. В глазах на бледном лице под густой челкой промелькнула улыбка.

– А меня Николь. Поль здесь?

– Да.

– Можно поговорить с ним?

– Нет. Он спит.

И чтобы смягчить свою резкость, она достала из нагрудного кармана пачку «Мальборо».

– Пойдемте со мной. У меня перерыв.

99

С террасы на крыше открывался вид на Калькутту. Уходящие в бесконечность плоские грязно-серые кровли с гирляндами сохнущего белья; черные вороны, подстерегающие добычу… перед их взором как будто развернули огромное полотно в стиле Мондриана. Отсюда город пах листвой и выхлопными газами.

– Вы родственники? – спросила Патрисия, закуривая сигарету.

– Нет.

– Ты его девушка?

– Нет. Я ищу другого человека. Возможно, Поль его знает.

Патрисия кивнула, словно говоря: «Ну-ну, мечтай и дальше», и села на бетонный пол, прислонившись к парапету.

– Тогда тебе нужно поторопиться. Ему недолго осталось.

Николь села рядом и тоже закурила.

– Что с ним?

Медсестра пожала плечами:

– То же, что и с большинством здешних белых. Колются всякой дрянью, перестают есть и постоянно сдают кровь. В результате к ним липнет буквально все, чем кишат улицы Калькутты, – вирусы, бактерии, паразиты… Девушки занимаются проституцией – три рупии за клиента. Тут и оспу подхватишь, и гонорею… Вот такой рай ждет вас в Бенгалии…

У Николь не было желания вести список разочарований и несчастий этих мечтателей с большой дороги.

– Но Поль, – настаивала она, – чем конкретно он болен?

– Понятия не имею. Вот что здесь совершенно бесполезно, так это диагностика.

– Что ты о нем знаешь?

– Не много. Он парижанин. Буржуа с Левого берега. Изучал издательское дело в специализированной школе…

– Школа Эстьена.

– Может быть… В один прекрасный день осознал суетность своей ограниченной и предсказуемой жизни. И захотел пойти другим путем… Обычно ребята едут в Катманду, но некоторые пропадают здесь, в Калькутте, интеллектуальной столице Индии.

– Его родных не оповестили?

– Мы каждый день получаем из посольств объявления о розыске. Родители пишут на авось в консульства. Но Поля никто не искал.

– Где вы его подобрали? На улице?

– Нет. У сикхов.

Николь изобразила удивление:

– Почему у сикхов?

– У них сильны традиции гостеприимства. Они не могут отказать гостю в проживании и питании. Вот почему в их гурдварах всегда полно бродяг.

– В их… где?

– Гурдвары. Так называются их храмы.

Николь знала, кто такие сикхи, но не хотела сейчас копаться в памяти. Секта. Этническая группа. Каста. Она подумает об этом позже.

– У вас нет проблем оттого, что у больных начинается ломка?

– Можно сказать, это единственная проблема, помимо болезней.

– Как вы с ней справляетесь?

– Благодаря опиуму, который покупаем у афганцев. И морфину, который получаем от продажных фармацевтов. Здесь только безнадежные больные. Все, что мы можем сделать, – немного облегчить их состояние.

Николь курила, глядя в небо. Как ни странно, она наслаждалась этой неожиданной паузой.

– А ты, – спросила она, – как ты здесь оказалась?

– Так же, как и они, – ответила Патрисия, пристукнув сандалией по бетонному полу. – Разве что у меня нет проблем с наркотиками. Я искала смысл жизни, истину. Думала, что я с ними, что мы вместе идем к одной цели… Но, увидев, как они падают друг за другом, я поняла, что моя цель, моя истина – это они.

Николь вдруг вспомнила:

– Сегодня я была в «Кэмпе».

– Один из наших главных поставщиков.

– Я видела, как наркоманы облизывают иглу перед инъекцией. Ты не знаешь почему?

Медсестра огорченно выпустила струйку дыма:

– Они все так делают. Думают, что так ее стерилизуют. Как будто они сами – препятствие для болезней. На самом деле в каждом из них сидит столько всякой дряни…

Николь встала – ей нужно было увидеть Поля.

– А ты, – спросила Патрисия, – ты-то что ищешь?

Охваченная внезапной усталостью, Николь пробормотала:

– Убийцу.

– Убийцу в Калькутте? С таким же успехом можно искать коробок спичек в огненной преисподней.

100

Они спустились, и Патрисия проводила ее в другой зал, голый и темный, где, как ни странно, больные выглядели живее – но живее уже в лоне смерти. Они со стонами метались по кроватям, их лица были скрыты под серыми простынями. Николь вспомнила о долине прокаженных из фильма «Бен-Гур», который произвел на нее сильное впечатление.

– Вот он.

Патрисия остановилась перед койкой, задвинутой глубоко в темный угол. Николь подошла; медсестра уже исчезла. Глаза девушки не сразу привыкли к темноте.

Поль Сорен спал. Это был парень лет двадцати с небольшим – красивый, даже очень красивый, но теперь от его красоты остался лишь жалкий след. Распростертый на одеяле в грязной курте, он, должно быть, не весил и сорока килограммов. Его изможденное лицо окружали спутанные черные кудри. Эта буйная шевелюра, казалось, была единственным, что еще жило в нем и не хотело сдаваться. Единственным, что оставалось от выпускника лицея Генриха Четвертого и мастерских Эстьена. От эпохи ярких диспутов на террасах кафе.

Он напомнил ей героев классических романов, которыми она зачитывалась подростком. Каллист де Геник, Фредерик Моро, Жюльен Сорель…[118] Но только прекрасный образ превратился в окаменелость, в известковую оболочку, из которой торчали кости, а вялые мышцы обвисли…

Глядя на спящего, Николь представляла его в лодке, плывущей не по Стиксу, а по индийской реке к царству мертвых. Точнее, она смотрела сквозь него, словно его тело было прозрачным. Смерть – спокойная, мирная – неторопливо трудилась в этом обескровленном теле.

Мысль об этом сдавила ей грудь. Ее собственное сердце, казалось, готово было извергнуть из себя всю кровь… Она разрыдалась бы, если бы со дня приезда в Индию не находилась в состоянии такого ступора, что уже ни на что не реагировала. Она парила, она плыла. Она наблюдала, но с большого расстояния…

Николь схватила низенький табурет и села рядом с кроватью. Взяла Поля за руку – та была ледяной, хотя чувствовалось, что тело сжигает лихорадка, пробегая по нему огненным шаром.

Догадки, словно вспышки, пронзили ей мозг. Трупы в мешках, ранним утром вывезенные на берег реки для сжигания… Но нет, она все еще пыталась приукрашивать события: тела белых людей, конечно, отвезут в морг, чтобы затем репатриировать в деревянных гробах.

– Чего тебе?

Николь вздрогнула: Поль проснулся. Его глаза, глубоко запавшие в орбиты, горели, как маленькие факелы из серы и селитры. Снова «Бен-Гур»: сцена в подземелье… Следовало, наверное, обращаться к нему мягко и осторожно, но терять время больше было нельзя. Смерть могла внезапно опередить ее учтивость.

– Я пришла поговорить о Ронде.

– Ронда, – повторил он так тихо, так глухо, что Николь почудилось, будто она слышит рычание крысы в углу больничной палаты.

– Ты был одним из них, верно?

– Если человек