всего лишь сестрой моего брата. Возможно, она даже думала, что я мешаю воспитанию мессии…

– Ее действительно убили?

Абха вздрогнула и искоса посмотрела на него. Глядя на ее приоткрытый рот и жемчужные зубы, Эрве подумал: похоже на рану, нанесенную острым краем перламутровой раковины.

– Зря Кришна сказал тебе это. Никто не знает, что с ней произошло.

– От кого он меня защищает?

– Не знаю.

– Меня хотят убить?

Она взвилась, как от ожога:

– Говорю тебе, я не знаю!

Сложив ладони перед собой, она разразилась смехом. Эрве не поспевал за сменой ее настроений.

– Я счастлива, – прошептала она.

Погас свет. Видимо, случился сбой в подаче электричества. И сразу же комнату осветила молния. Абха стояла у двери, свесив руки вдоль тела; ее сари было похоже на серебряную букву «Z».

– Я счастлива, – повторила она между двумя ударами грома.

Новая вспышка. Силуэт Абхи на миг блеснул в свете молнии, словно карп промелькнул в темной воде.

– Почему? – успел он спросить.

– Муссон наконец пришел.

Внезапно осмелев, он почти на ощупь подошел к ней. Вспышки молнии слепили, еще больше сгущая тьму. Когда он был в нескольких сантиметрах от Абхи, которая едва доходила ему до плеча, ее аромат снова хлестнул его по лицу. Он устал от потрясений, от безумного накала чувств. Неужели в этом мире нет ничего нормального, умеренного? Только насилие, только помутнение разума?

Она обхватила его за шею, заставив вздрогнуть, как от прикосновения металла. Эрве подумалось о наборе колокольчиков – он ощущал, как пылает его шея под ладонью Абхи, как будто она превратилась в маленькую птичку с бешено колотящимся сердцем.

– Муссон здесь, – повторила она. – Это прекрасно.

Она оставалась в тени, только кое-где ее фигура вспыхивала серебристыми мазками, редкими переливчатыми полосками. Аромат шел от нее волнами, пока приближалась гроза – сухая, еще не разрешившаяся ливнем.

– Каждый год, – вполголоса объяснила она, – сюда приезжают мусульманские миллиардеры. Принцы из Саудовской Аравии, Арабских Эмиратов, других стран Персидского залива бронируют целые отели только ради того, чтобы полюбоваться сезоном дождей. Они приказывают вынуть оконные рамы и ждут, когда муссон ворвется в их королевские покои и окатит их с головы до ног!

Эрве дрожал в темноте. Черт возьми, почему он так уязвим? Так раним? Он не был пленником на этой вилле. Он не был и реинкарнацией старой ведьмы. Он просто по уши влюбился в восхитительную младшую сестренку… В силу постоянства своей натуры Эрве, из стеснительного студента превратившийся в калькуттского узника, почти не изменился. Он по-прежнему был несчастным Дон Жуаном в английских туфлях…

Внезапно где-то в глубине виллы раздался глухой звук.

– Пойду посмотрю, что там происходит, – шаловливо прошептала Абха. Она встала на цыпочки и шепнула ему: – Взгляни на поднос: я приготовила тебе сюрприз.

– Какой сюрприз?

– Хочу, чтобы у тебя был выбор.

104

Оставшись один, Эрве бросился к окну. Его по-прежнему окружала тьма. Ну, не полная тьма… Молнии вспыхивали так часто, что все залил сплошной свет – белый и ослепляющий. Эрве раздвинул шторы и увидел в небе лезвия света, которые проникали сквозь нагромождения облаков, как скальпель в складки мозга.

С идеальной синхронностью дождь начался в тот момент, когда он повернул оконную задвижку. Не успел он открыть окно, как ему в лицо плеснула вода, словно он находился на палубе траулера. В экстренной ситуации приходится пересматривать свой вокабуляр. При виде того, что сейчас обрушивалось с неба, слова «дождь» или «ливень» казались пустыми, ничего не выражающими. Еще одно подтверждение существования удивительного феномена: западный словарь пасовал перед лицом бенгальской действительности. Все равно что пытаться изобразить апокалипсис четырьмя цветными карандашами.

Вцепившись обеими руками в оконную решетку, Эрве наслаждался этой вакханалией. Ливень – тяжелый, теплый – бил, расстреливал, вколачивал в почву растения, хлестал огибающую дом песчаную дорожку, переполнял кровельные желоба…

Гром гремел не переставая. При каждом раскате земля тряслась, стены дрожали. Казалось, грохочет сама земля; между пальмами проскакивали молнии – ослепительные, как вспышки магния. Это было и великолепно, и страшно. Гроза над городом, ураган над виллой – именно это было ему нужно.

Он поймал себя на том, что представляет себе виллу, унесенную шквальным ветром, представляет ее погнутые решетки, свою разгромленную комнату… Он был свободен, обновлен, очищен бурей и…

Здесь поток его мыслей внезапно остановился. В саду, залитом белым электрическим светом, стоял человек. Длинный силуэт в черном, с опущенной головой, с лицом, скрытым тенью фуражки, надетой так, как носят ее матросы, отправляясь в самоволку.

Теперь гром грохотал у него в желудке.

Он знал этого человека.

Это был злодей из его детских кошмаров.

Похититель детей из колыбели.

Не успел Эрве моргнуть, как незваный гость исчез. Остался только белесый небосвод, огни Всевышнего и убеждение, засевшее у него в мозгу, как заноза в ладони: его детские страхи вернулись, облаченные в одежду реальности. Беда не приходит одна. И тогда он услышал звук, которого предпочел бы не слышать никогда. Между двумя ударами грома, как насмешка смерти между двумя ударами сердца, виллу Саламата Кришны Самадхи огласил страшный вопль.

105

Эрве бросился к двери. Заперта, конечно. Кто там говорил о бессилии? Вцепившись обеими руками в ручку двери, он изо всех сил пытался вырвать замок. По ту сторону раздавались крики и звуки ударов. Они доберутся до каждого. До Абхи, Кришны, обоих церберов, «подружек невесты»… А потом, естественно, наступит его черед.

В окно у него за спиной вторгался тяжелый запах джунглей. Проклятая дверь… Он по-прежнему как заведенный дергал ручку. Душные испарения внушали ему: «Брось». Терпеливо жди своей участи. Нет! Сейчас главное – напряжение. Напряжение мига, напряжение ночи, напряжение жары – на фоне кошмарной какофонии, в какую сливались вопли жертв и раскаты грома. Он должен найти способ.

Эрве провел рукой по лицу и сжал щеки, словно хотел выдавить из них идею. Но вместо мыслей в голове были только пульсация крови, только конвульсии, в которых билось в черепе беспомощное сознание.

А потом внезапно раздался тихий голос Абхи:

«Я хочу, чтобы у тебя был выбор».

Он бросился к подносу с едой, смахнул тарелки, разбил бокал, ощупал салфетку. Под ней лежал ключ. Но не тот, уже знакомый, от входной двери, а от ванной комнаты, в которой была дверь наружу: он с первого же дня пытался ее открыть всеми возможными предметами – ножом, вешалкой, иголкой.

Он бросился в ванную, как раз когда начали колотить в дверь. Это пришли за ним. Ключ легко вошел в скважину. Первый поворот, второй, и он физически – пальцами, кишками – почувствовал, как сдвигается давно никем не потревоженный запорный механизм.

Мгновение – и он снаружи.

Эрве бросился навстречу потопу, и ему показалось, что на него обрушился гидравлический отбойный молоток. Он бежал вперед, поскальзываясь на грязи, путаясь в траве. Вода заливала глаза и рот; он чувствовал себя пассажиром