общепринятому представлению об облике духовного учителя. Тонкий, в светлой куртке а-ля Неру, застегнутой до самого горла, в белых брюках с тщательно, по лучшим стандартам Королевского флота, отглаженной стрелкой, он вошел в комнату, заложив руки за спину и всем своим видом демонстрируя противоречивость: смесь жесткости и сердечности, презрения и смирения. Безупречный наряд не мог скрыть внутренний раздрай, чреватый серьезной угрозой.

Лицо? Оно было необыкновенным. Цвета жженой карамели, длинное, как женская перчатка, окруженное шапкой седых волос, оно отличалось почти сверхъестественной красотой. Совершенство черт узкого лика, похожего на ножны, вызывало в памяти нежную и томную русскую икону. И, довершая картину, под загнутыми ресницами кинозвезды мерцали черные, как две капли японской туши, глаза. Когда Эрве был ребенком, над лестницей в его школе висела репродукция картины Таможенника Руссо[119] «Заклинательница змей», которая его просто околдовала: обнаженная женщина, стоя против света, играет на флейте в густых джунглях мятного цвета. Силуэт равномерно черен, горят только глаза.

У КС были глаза заклинательницы змей.

– Я – Салават Кришна Самадхи, – объявил он тихим голосом, словно кто-то из присутствующих в этом сомневался.

– Э-э… Эрве, – просто ответил пленник.

– Мне рассказали о вашей маленькой эскападе.

– Я… я сожалею.

– Это я сожалею. Мне сказали, что вы столкнулись на дороге с агхори.

– Я не знаю, кто это…

– Садху, принимающие наркотики в самых отвратительных местах: в крематориях.

Перед глазами Эрве снова возникли мужчины-каннибалы, обсыпанные белым пеплом, пожирающие конечности мертвецов… Он уже забыл о них. Его существование превратилось в подобие музея ужасов, и память перестала цепляться за очередную дикость.

– Для индусов, – продолжал его хозяин, – нет ничего более нечистого, чем те места, где сжигают трупы. Агхори ищут свой путь там, окружающий мир им безразличен. Они поклоняются Кали, курят коноплю, едят человечину и сражаются против демонов, населяющих эти проклятые места. Примерно как Иисус в пустыне. И через эту борьбу они надеются достичь нирваны…

Эрве его почти не слушал. Он не отрывал взгляда от лица Кришны. Прямой тонкий нос нависал над темно-розовыми губами, сияющими, словно по ним прошлись блеском. Глаза лани, подведенные карандашом, мерцали, как фосфор на дне пещеры. Нет, это не подводка. Просто темные круги под глазами придавали ему трагический взгляд актера немого кино.

– Простите?.. – Эрве внезапно очнулся.

– Я еще раз прошу прощения… За условия вашего содержания.

Эрве начал понемногу смелеть.

– Вы имеете в виду мое похищение? – спросил он, повышая голос. – Решетки на окнах? Запертую дверь?

– Эти меры предназначены не для того, чтобы помешать вам выходить. А только для того, чтобы никто не мог войти в вашу комнату.

– Не вижу разницы…

Кришна молитвенно сложил ладони и приложил кончики пальцев к подбородку.

– Вы знаете Ронду?

– Нет. Кто это?

– Это очень могущественная секта здесь, в Бенгалии.

– А при чем здесь я?

– Это сообщество было создано француженкой Жанной де Тексье. Ученики называют ее Матерью. Она уже умерла, но ей удалось основать настоящий город в горах на севере Западной Бенгалии, на холме Сусуния, под названием Королевство.

– И что из этого?

– Когда я был ребенком, Мать усыновила меня и вместе с моей сестрой послала в Париж на учебу. На самом деле она готовила меня к восшествию на престол. Она и ее единомышленник Шарль Обена решили, что я – реинкарнация одного древнего духовного учителя. Я должен был стать проводником, мессией Ронды…

Эрве замахал руками, выражая свое нетерпение:

– Извините, но я действительно не понимаю, почему вы мне все это рассказываете…

– Ронда практикует синкретизм, – невозмутимо продолжал Кришна. – Ее основатели воруют элементы всех главных религий и утверждают, что таким образом находят новую истину. Среди этих элементов есть и вера в реинкарнацию. Ключевое понятие в их мистике.

Эрве, глядя на гуру в форме официанта роскошного индийского отеля, резко повысил голос:

– Я ничего не понимаю! О чем речь?

– Вот об этом.

Сухим жестом Кришна отвернул левый рукав Эрве, под которым обнаружилось родимое пятно в форме недорисованной свастики. Пятно, которое, как он считал, всегда приносило ему неудачу.

В этот момент что-то произошло.

Нечто совершенно неожиданное. В одно мгновение «подружки невесты», Абха и даже два усатых цербера упали на колени.

Эрве недоверчиво смотрел в колдовские глаза Кришны Самадхи в поисках объяснения, пока другие стояли на коленях, уткнувшись лбом в пол.

Как цветы, которые внезапно завяли.

Наконец он с трудом пробормотал, пытаясь опустить рукав:

– Это родимое пятно, это…

– Нет, – ответил Кришна Самадхи, пресекая его попытку и выставляя напоказ не слишком четко видную в сумерках свастику. – Это знак Матери.

102

Через несколько минут они сидели в гостиной виллы. Белые стены, мебель в колониальном стиле… Внимание Эрве привлекла единственная деталь – он уже заметил ее накануне, когда пытался сбежать: под подъемными окнами скрывались пестрые, как набор леденцов, витражи.

– Снится ли вам иногда неизвестная элегантная женщина?

Эрве неожиданно для себя ответил утвердительно. Он смотрел на КС, сидевшего напротив на подобии деревянного трона, скрестив изящные, как у аиста, ноги.

– Случаются ли у вас судороги в конечностях?

– Да.

Кришна взял с низкого столика конверт из крафтовой бумаги. Открыв его, он вынул черно-белую фотографию и пододвинул ее к Эрве. Тот наклонился, чтобы рассмотреть снимок, не осмеливаясь прикоснуться к нему. Перед ним был портрет женщины из его снов, только в сари и с какой-то белой накидкой на плечах.

– Кто это? – недоверчиво спросил он.

– Жанна де Тексье. Мать.

– Не понимаю.

КС несколько секунд молчал. За ним стояли четыре феи, Абха и телохранители – двор Заклинателя змей.

– Жанна де Тексье страдала нервно-мышечным заболеванием, которое вызывало нестерпимые судороги.

– Ну и что?

– У нее на левом предплечье было родимое пятно в виде неполной свастики.

Он говорил по-французски без малейшего акцента, что добавляло ему обаяния, но одновременно пугало. Знание многих языков заставляло предположить, что за плечами этого человека – богатое и загадочное прошлое, полное тайн и слепых пятен.

– Да к чему вы клоните?

– Эрве… – начал Кришна. Он впервые обратился к нему так, и манера, с какой он произнес его имя, вызвала у юноши тошноту. – Вы в Индии, стране богов и предзнаменований. Здесь не происходит ничего случайного, все имеет значение, во всем есть смысл…

Эрве вдруг осознал, что сгущается темнота, но это были не сумерки – надвигалась гроза. Страшная индийская гроза. Абха его предупреждала: скоро поднимется муссон.

– В Индии, – продолжал гуру, – свастика – это…

– Мне все равно, – отрезал Эрве. – Мне нет дела до ваших историй.

– К сожалению, это не мои истории. Скорее ваши…

Эрве вскочил:

– Так я что, реинкарнация этой вашей тетки?

Кришна изменился в лице:

– Я не советую вам проявлять неуважение к Матери.

Эрве понял, что зашел слишком далеко. Жалко, что он так молод, – будь он лет на десять, а то и на двадцать старше! Тогда он выглядел бы авторитетнее и мог без труда пресечь любые нападки на себя, от кого бы они ни исходили. Но он был всего лишь несчастным