её губам своими губами. Нежно. Нежно – значит, легко и осторожно. Чтобы не проснулась.

Ссадашилий не пошевелился. Он сомневался, что ему понравится. Но Исхедиар не врал, он верил в то, что говорил. Приподнявшись, дух медленно приблизился к лицу Вилены, подвинул подбородком котёнка и, помешкав, коснулся её губ своими губами. И замер, поражённый и ошеломлённый.

Его кожи коснулось тёплое дыхание, он словно почувствовал вкус смертной жизни. Согревающий и воспламеняющий вкус. Рождённое изо льда тело погорячело, и Ссадашилию захотелось целиком окунуться в это тепло, но он не знал, как это сделать. Едва удержавшись, чтобы не надавить губами сильнее, он резко отстранился и плюхнулся на подушку. Вилена недовольно поморщилась во сне.

– Понравилось? – Исхедиар хитро прищурился.

Вместо ответа Карающий улыбнулся. Уголки губ медленно поднялись вверх и разошлись в стороны в острозубой улыбке. В темноте сощурившиеся глаза казались наполненными влажной теплотой. Волосы подобрались с пола и покрывалом опустились на Вилену.

– Остальное так же приятно? – тихо вопросил Ссадашилий.

– Нет. Приятнее, – добродушно усмехнулся Исхедиар. Всё же улыбка у Карающего была милейшая.

– Ты расскажешь мне?

– Только расскажу. Даже мы, духи, иногда должны соблюдать приличия. Во время единения тел могут присутствовать только двое. Но тебе придётся набраться терпения.

– Я терпелив, – Ссадашилий коснулся губами спинки котёнка. Это было не столь приятно, как касаться губ Вилены, но тоже хорошо.

– И нужно, чтобы она соблазнилась. Раскрывай побольше тела.

– Мне снять всё?

– Нет, всё не нужно. Когда я так делал, Она называла меня извращенцем, – Исхедиар счастливо улыбнулся.

– Ты ходил так перед смертными?

– Только перед Ней. Перед другими показывать сотворённое Родителями я ни разу не захотел.

– Но я слышал, что супруги должны раздеваться друг перед другом, – в ровном голосе Карающего прозвучала озадаченность.

– Где ты это слышал? – изумился Исхедиар.

– Здесь.

Садовницы любили потрещать. Одна из них в следующем месяце должна была выйти замуж и очень переживала из-за первой ночи наедине с супругом.

Исхедиар потрясённо хлопнул глазами.

– Меня незаслуженно называли извращенцем! Я припомню Ей это, когда мы встретимся!

– Ты сделаешь ей больно?

– Что? – Повелитель пепла вскинулся, в воздух взмыли дымные щупы, а в глазах полыхнули россыпи углей. – Больно Ей могут делать только дети, когда выходят из её тела.

– Делать больно не нужно?

Дымные щупы пропали так же резко, как и появились. Исхедиар понял, что Ссадашилий хочет узнать, что ему вообще нужно делать.

– Нет, совсем не нужно.

– Мне нравится это, – Карающий расслабился. – А почему дети причиняют боль?

– Так задумано богами, – пожал плечами Исхедиар. – Смертные души обретают тело через боль. Даже мои дети, хотя они не совсем смертные, приходят в этот мир через боль. Ой, мои младшие такое учудили! – Повелитель пепла оживился. – Потрепали Хехшева̀рра. Он перепутал Дейну с другим моим ребёнком. Почему-то решил, что именно она должна стать его дитём. Как он думает? Если бы она не была моим ребёнком, я бы ни за что не связался с ней.

– Она плохая?

– Дония милая и добрая девочка, – Исхедиар обожал рассказывать о своих детях, – но очень похожа на меня. Я бы с собой-женщиной связываться не стал.

– Но ты связываешься…

– Мне она ребёнок, а ему нет. Если он связывается с ней, он связывается и со мной. Двое меня, понимаешь?

– Двое тебя… – повторил Ссадашилий.

А если появится двое его?

– Как ты создал своих детей? Ты тогда был ещё смертным?

– Уже нет. Я не умел обращаться со своим смертным телом, и оно пришло в негодность через… малое число лет. И я освободился из плена плоти. Дети появились в Её теле сами, через наше единение.

– Смертные?

– Конечно. Они, как и я когда-то, сперва заключены в смертную плоть. Но они мои дети, и в их душах зреет зерно духа. Оно может проклюнуться, а может зреть до следующего перерождения.

– А как оно проклёвывается?

– Ты помнишь, во льдах, где ты жил, цвёл вьюжный цветок? Он цвёл только после страшных метелей, когда корка льда на нём трескалась и он мог пробиться наружу. Чтобы расцвёл дух, плоть должна умереть. И когда плотские оковы спадут, дух сможет пробиться наружу. Но только если сама плоть несильно повреждена. Поломанный цветок цвести не будет. И тогда мои дети становятся такими же, как и я, когда меня заковали в оковы плоти. Дух, прятанный под смертной оболочкой. Окончательно он освобождается только после второго прохождения через смерть плоти.

– Ты достиг уровня бога, – уверенно заявил Ссадашилий. – Ты создаёшь других духов.

– Нет, я их не создаю, – спокойно отмахнулся от титула Исхедиар, – я их только люблю. Любовь даёт плоды. Это закон мира, а не божественная способность. Будешь любить сам, готовься к плодам. И совсем неважно, какими они будут, станут ли духами или захотят из раза в раз перерождаться смертными. Ты всё равно будешь их любить.

– Сишенька, – донёсся сиплый шёпот от окна, – выйди на минутку.

Духи замерли. Сейчас смертные видеть их не должны были. Исхедиар уставился в открытое окно на широкую довольную морду молодого парня. Садовницы продолжали крепко спать, убаюканные монотонной песней дождя.

– Я только парой слов перекинуться.

– Врёт, – заметил Ссадашилий. Волосы, впрочем, не взметнулись. Им было приятнее лежать на Вилене.

Исхедиар и сам видел, что врёт. По сальной улыбке.

– А вот это неприличное, всеми осуждаемое поведение, – наставительно произнёс Повелитель пепла. – Приходить к женщине ночью и пытаться выманить её из спальни ради явно постыдного действа. Давай ты сыграешь Шервешѐра[1]? Он здесь за духа целомудрия почитается.

– Я не буду врать.

– И не ври. Просто появись перед окном и замри ненадолго. Ну ещё волосами пошевели. Да поднимайся! Учись защищать женскую честь, не вешая каждого проходимца на волосах.

Ссадашилий не очень охотно приподнялся, а в следующий миг исчез и появился уже перед самым окном. Весь белый, потусторонне жуткий и со змеями развевающимися волосами. Ночной гость онемел от ужаса и неожиданности. Но через секунду обрёл голос.

– Пошёл прочь, блудник, пока кара небес не свалилась на твою голову! – прогремело будто бы из-за спины «призрака».

Парень оглушительно заорал. Наверху грохотнуло, и ночной гость, решив, что небо уже