— Нелли в Питере! — обрадовалась Алиса.

— Да, но дело не в этом. Дело как раз в том, что она изПитера выезжает. Ты должна предпринять все меры, чтобы поехать с ними.

— С кем «с ними»?

Как меня злит ее бестолковость!

— Я же сказала: с дядюшкой и тетушкой. В машине остается ещеодно место. Можешь смело на него претендовать.

— А если Нелли не захочет меня брать? Я это уже предвижу,уже предвижу.

— Это несложно предвидеть, но ты очень постарайся навязаться.Придумай что-нибудь. Главное, объявись в последний момент и скажи, что тебенадо срочно. Наври, ты же это прекрасно умеешь. Пользуйся своими способностями.

Алиса обиделась.

— Врать я умею только Герману, — с достоинством заявила она.

Ха, кому рассказывает.

— Пора, крошка, расширять свои возможности, — снисходительнопосоветовала я. — Пользуйся моментом и тренируйся на Нелли.

— Хорошо, я попробую, но только дело это неблагодарное.

— Знаю, пробовала неоднократно, но другого выхода, милочка,нет.

— А в чем дело? — с явным опозданием заинтересовалась Алиса.— Что случилось?

Нет, реакция у нее ни к черту. Вот находка для преступника.Почему судьба так немилостива ко мне? Ведь есть же более достойные экземпляры.

— Может случиться, — заверила ее я. — Иначе зачем бы я стобой связывалась?

Такой довод показался ей вполне убедительным.

— Хорошо, приложу все силы, — пообещала Алиска. — Арассказать подробней ты не могла бы?

— Пока нет. Ну никак, но позже обещаю подробности внеограниченных количествах. Алиса даже заскулила от нетерпения.

— Тогда хотя бы намекни, — взмолилась она, — это связано стеми покушениями и убийствами?

Я сжалилась над ней и сказала:

— Намекаю: да.

— Все, приложу и свои силы, и, если понадобится, силыГермана. Не волнуйся, все сделаю аккуратно, никто не поймет, откуда ветер дует.

— Но мы с тобой не общались, — на всякий случай предупредилая.

— Естественно, — подтвердила Алиса. В этот момент громкимплачем поздоровался с миром Санька, и я вернулась к обязанностям няньки.

Остаток дня я провела в горячих молитвах.

Я все время молилась — и наряжая Саньку на улицу, и потом,сидя на краю песочницы, и в лифте, на кухне…

На ночь я прочла отдельную молитву, слезно упрашивая господаобратить особое внимание на некоторые детали. Надо сказать, что все этопроисходило на фоне постоянной тревоги и неописуемого страха. Поэтому день этотбыл ужасен, и я его не забуду никогда. К вечеру я валилась с ног, но ни о какомсне и не думала, поскольку ждала звонка от Евгения, да и Алиска должна былапозвонить.

Алиска не звонила. Евгений тоже молчал. Когда я последнийраз посмотрела на свои напольные «бойки», было три часа, почти утро. Дальше непомню ничего, сон все же сморил меня.

Проснулась я от звонка в дверь. На пороге стоял Евгений, виду него был усталый, очень усталый, потому что выглядел он на все свои тридцатьпять.

— Пойдем, — сказал он, — она хочет тебя видеть.

Ноги подкосились, но я вида не подала и спокойно спросила:

— Где она?

— В больнице, в палате интенсивной терапии. Пойдем быстрей,пока я не заснул на ходу.

— А тетушка где? — решила я не ограничивать себя в вопросах.

— Там же, — лаконично ответил Евгений и вышел из квартиры. —Буду ждать внизу, — бросил он, уже направляясь к лифту.

Я быстро натянула на себя любимое тетушкой серое старушечьеплатье, завернула в одеяло спящего Саньку, взяла этот сверток на руки и,прихватив детскую одежду, помчалась к Евгению.

Через сорок минут мы были в больнице. По пути он рассказал,что догнал машину Нелли на половине пути и дальше ехал за ней. Авария произошлапрямо на его глазах. Дядюшка и тетушка в это время мирно спали и совсем непострадали, а вот Нелли…

Она зачем-то упала с моста и теперь врачи с уверенностьюгарантируют ей смерть.

Я слушала Евгения и горько плакала, вспоминая свою подругупятилетней, пухлощекой и с тонкими мышиными хвостиками, лихо торчащими в разныестороны. Она любила бутерброды с маслом и ела их, непременно переворачиваямаслом вниз.

Потом воображение переместило меня в более поздний период,когда Нелли сменила хвостики на Длинную, довольно толстую косу и везде таскалаза собой громадный желтый портфель. «Матишу сделала? — спрашивала она у всехподряд. — Дай списать». И ей охотно давали.

Вспомнила я Нелли и «свежей, воздушной, к поцелуям зовущей»девой, стреляющей своими прозрачными голубыми глазами во всех достойныхвнимания мальчишек…

Очень тяжелы были мне эти воспоминания, но Нелли это Нелли,и вычеркнуть ее из моей жизни не то чтобы непросто — невозможно.

В холле больницы я увидела Нину Аркадьевну и ВячеславаАнатольевича. Нина Аркадьевна с плачем бросилась ко мне, а дядюшка с виноватымвидом остался стоять на месте. Они ничего не понимали и выглядели растерянными.

Я тут же вручила им спящего Саньку. — Все в порядке, скороприду, и мы поедем домой, — успокоила их я и отправилась в палату интенсивнойтерапии.

У постели Нелли сидела заплаканная Алиса. Увидев меня, онаиспуганно подскочила и, ни слова не говоря, выбежала из палаты.

Нелли лежала с забинтованной головой и смотрела в потолок.Глаза ее были полны жизни, и я не понимала, зачем ей нужно умирать. Увидевменя, она опустила веки, издала протяжный вздох и шепнула: «Прости». Я нащупалапод одеялом ее ладонь и крепко сжала короткие пухленькие пальчики. Неллирассердилась. Она попыталась отобрать ладонь, но я не пустила, так и сидела,впитывая ее тепло и не зная, что сказать.

Сидела я долго. Алиска заглядывала в палату несколько раз,два раза зашел доктор, Евгений нетерпеливо поинтересовался: «Скоро ли?» — а явсе сидела и никак не могла оторваться от Нелли. Душили рыдания, а я упрямо нехотела выпускать их наружу.

— Наверное, ты меня жутко ненавидишь? — неожиданно спросилая Нелли.

Она молчала. Меня охватил ужас: вдруг она сейчас умрет и нескажет ни слова.

— Лежишь и думаешь: зачем приперлась эта тварь? — продолжаладонимать ее я. Нелли не издала ни звука.

— Ждешь с нетерпением, когда я уйду, — внезапно разозлиласья. — Черта с два, не дождешься. Буду сидеть здесь до последнего твоего вздоха.