Один клан – одно место – один камень. Глава Круга подходит к большому жертвеннику и опускается на одно колено. Они – не слуги и не рабы, они дети богов, родные и любимые. Они выказывают почтение, но не рабское почитание. Это две разные вещи.

– Услышь нас, Олайв. Услышьте, боги! Мы, дети Вирмы взываем к вам. Проясните наш рассудок, не дайте свершиться несправедливости, направьте наши руки. Замкните уста лжецу и подлецу, пусть подавится гадюка своим ядом. Пусть наши решения будут честными. Услышьте, боги!

Ревет в скалах ветер, отвечая молитве.

Олав поднимает большую чашу.

– Кровью земли, кровью человеческой.

Чашу ставят на жертвенник, и Олайв надрезает запястье старым кинжалом из обсидиана. Такие ритуальные ножи есть у каждого клана.

Один за другим, главы кланов по очереди подходят к чаше, полосуют себя по запястьям, кровь течет, смешивается с кровью земли. Лица вирман спокойны и решительны.

Боль?

Они не знают такого слова.

Когда проходит последний из глав кланов, Олав достает старые же кремень и огниво. Ударяет одно об другое, в чашу сыплются искры, вспыхивает пламя, почти незаметное под ясным солнцем.

Не вспыхнет? Вспыхнет не сразу?

Откажитесь. Отмените все. Боги не дают благословения на ваши дела.

Но в этот раз все зажглось правильно. С первого удара, ровным добрым огнем. Известно же, что кровь земная – огонь, кровь людская – вода. Благословение богов – тоже огонь.

Олав поднимает руку.

– Боги приняли нашу жертву!

– Айе, – отзываются главы кланов.

– Помните, ваши души видят боги. Тот, кто пойдет против совести будет съеден слугами Холоша!

Словно в подтверждение его слов взвивается высокий столб огня в чаше. Вирмане переглядываются. Боги сказали свое слово.

Олав достает еще одну чашу, открывает мех и выливает в громадный кубок вино. Потом стискивает кулак над чашей. Из глубокого пореза в вино капает кровь.

Главы кланов так же повторяют его действия, один за другим.

Олав первым принимает чашу, первым отпивает три ритуальных глотка.

– Кровь и крови, огонь к огню. Я не допущу несправедливости. Вина одного падет на всех.

За ним чашу принимает глава клана Келлог.

Те же три глотка, те же слова.

Вирмане делятся кровью с водой и с землей, произносят ритуальные фразы, которым уже не одна сотня лет, а может, и того старше.

Боги смотрят на своих детей. Боги видят.

Кто-то верит в это, кто-то может сомневаться – боги смотрят в души. И кажется иногда, что над горами проносится дикий хохот. Или рокот? Или грохот?

Обвалы?

Нет. Это смеется Олайв, готовый к потехе.

Главы кланов молятся, а воины – сражаются.

Анжелина наблюдала с интересом.

Тира, которая по своему желанию заняла место рядом с принцессой, оттеснив ее фрейлин, рассказывала, что именно происходит.

– Боги любят смотреть на человеческие битвы. Но убивать родичей недостойно, поэтому поединки ведутся до первой крови. Боги любят кровь, ваше высочество.

– Ваши боги жестоки.

– Наша жизнь тоже жестока, ваше высочество.

Анжелина кивнула.

Вирма прекрасный остров. Но люди здесь – другие. Совсем другие.

В круг выходит один на один, двое на двое, трое на трое и даже пятерками. Общий бой будет потом, вечером, на закате.

До захода солнца сегодня – битва.

– А что делают главы кланов?

– Они просят у богов справедливости.

Анжелина поежилась.

– Это опасно?

Тира не поняла вопроса. Принцесса хотела узнать, все ли главы кланов возвращаются живыми, а Тира ответила в общем смысле.

– Звать богов всегда опасно. Их справедливость не такая, как наша.

– Например?

Тира пожала плечами.

– У нас много преданий. Я могу рассказать, что знаю сама.

Анжелина вздохнула, понимая, что здесь и сейчас ничего страшного не случится, и кивнула.

– Расскажи, пожалуйста.

Какой мир – такие и истории.

Ричард подошел к середине повествования, но тоже слушал с громадным интересом о прекрасной Аллейв и ее любимом.

Была когда-то прекрасная девушка, но слепая. С детства она была сговорена с достойным и храбрым воином, но разве воин может сидеть у женской юбки?

Никогда.

Вот и жених Аллейв, Харрад, постоянно уходил в море, ища добычи.

А пока он добывал славу своим клинком, сердце Аллейв украл хитроумный подлец Ирош. Завлек своими сладкими речами, и дрогнула глупая женщина, согласилась бежать с негодяем. Они отплыли с острова.

Зарыдал отец Аллейв от такого бесчестия, и взмолился богам.

Стар он был, слаб, и не надеялся догнать негодяя.

Просил покарать недостойного.

Услышал это Олайв и прогневался, не любит бог подлости и предательства. Ударил рукоятью секиры, закрутил волны водоворотом, и встретились в море два корабля.

Харрад взял корабль на абордаж, в битве убит был хитроумный Ирош, а Аллейв прозрела, рыдая над его бездыханным телом.

А когда вернулось к ней зрение, поняла она, что полюбила подлеца. И не перенесла горя.

Попросила прощения у Харрада, и бросилась в море.

Но боги не приняли ее жертвы.

До сих пор летает над волнами чайка-Аллейв. До сих пор кричит и не может себя простить за то, что нарушила слово. Что предала.

Харрад же вернулся домой и стал сыном отцу Аллейв.

Такая она – справедливость богов.

– Жалко, – вздохнула Анжелина. – Она же не знала. Она вообще была слепая…

– Слово чести держать надо в любом случае. И никакие недостатки тут не помеха, – Ричард покачал головой.

– И жених у Аллейв пропадал в море постоянно. Она его, может, и не знала толком.

– Дело воина – сражаться, дело любящих – ждать. Если ты не можешь доверить человеку слово, как ты сможешь доверить ему спину? – Тина ни секунды не сомневалась в своихсловах.

Анжелина покачала головой.

Спелись.

И… видела она такой взгляд. Видела, хотя и редко. Так папа смотрел на маму.

Рик, неужели ты влюбился?

Вслух Анжелина ничего не сказала, но Тире улыбнулась и принялась расспрашивать девушку.

Кирия?