С: Нет, это не угроза.

В: Тогда я прямо сейчас прекращу все это.

С: Нет.

В: Прямо сейчас прекращу, слышишь. С концами. Аккуратнее со словами, не все ведь с рук сойдет, поняла? Сейчас ли, потом ли, в далеком будущем — один хер. Слушай сюда: один неверный шаг, всего один шажок… Так что думай, что творишь-то!

С: Я тебя знаю, мне можешь не рассказывать.

В: Одна ошибочка, только одна — и все, поняла? На волоске ведь висишь, на тоненьком. Еще только разочек ошибись у меня, сука драная!

Вим велел Сандре позвонить мне и попросить заскочить к ней — то есть к нему. Как только я там появилась, он вытащил меня на улицу. Он хочет знать, как Соня отреагировала на два послания, которые я должна была до нее донести.

Во-первых, он вынужден ездить на скутере в дождь в условиях плохой видимости. Поэтому рискует попасть в аварию. Это из-за нее, потому что она не дает ему машину Ричи. Послание гласило: «Если я навернусь со скутера и поломаюсь, замочу на хер эту тварь Фрэнсис вместе с ее сыном. Я чего, должен вот так ездить? Скажешь ей так. Скажешь, что я очень зол. Что мне плевать на ее „поживем — увидим“, если я навернусь, то шлепну кого-нибудь из ее детей».

В том же разговоре он несколько раз грозился убить и саму Соню. Я донесла до нее все, вместе взятое.

— И? — спрашивает он.

— Она не сможет дать машину. Она ее продала.

Вим расходится не на шутку. Она не делает того, что он велит? Даже когда он угрожает ее детям? Он удивлен. Он-то думал, что Соня не станет рисковать детьми и отдаст машину. Это обычная картина, к которой он привык: она делает все, что ей сказано. Так было бы и сейчас, если бы мы с Соней не решили подначить его, чтобы записать его реакцию.

— Кому она ее продала?

— Она тебе не скажет, потому что ты пойдешь к этому человеку.

Мысли Вима написаны у него на лице: как это, она вообще отказывается повиноваться? Что она замышляет?

Я говорю, что передала ей насчет того, что убьют и детей, и ее саму, и что Соня ответила, что ей уже все равно — ее и так всю жизнь терроризировали.

— Ладно.

Затем я передаю ему реакцию на второе послание — о том, что если из-за разговоров Фрэнсис его привлекут за убийство Кора и посадят, он потянет Соню за собой и скажет Департаменту юстиции, что заказчицей была она.

Соня отреагировала так: «А как ты думаешь, почему Кор так долго в живых оставался? Потому, что я ему все сливала насчет Вима».

Такого братец не ожидал. Некоторое время молчал.

— Ну что за тварь гребаная, а? — наконец проговорил он изумленно.

— Да уж, теперь-то я врубилась. Она все это время двойную игру вела, — отвечаю я.

Он все еще не может в это поверить и тихо бормочет:

— Не может быть!

В его глазах я замечаю тень сомнения. Все эти годы он не понимал, что Соня играет на два фронта. Он в полном смятении, он не может поверить, что всю дорогу у Сони были собственные мотивы и она отнюдь не всегда жила в соответствии с его указаниями. В то же время он лучше, чем кто-либо еще, знает, что такое двойная игра.

— Ну надо же, сука какая!

До Вима внезапно доходит, что он не всегда был у руля, и, вполне возможно, не рулит и сейчас. Раз Соня без его ведома докладывала о его делах Кору, значит, могла докладывать и кому-то еще? По собственному опыту он знал, что когда угрозы становились для его жертв невыносимыми, они шли на крайние меры и обращались в Департамент юстиции. Такое может быть? Соня, которая всю дорогу была тише воды ниже травы?

Вим почувствовал, что утрачивает контроль. Но он хотел избежать любой возможности двойной игры со стороны Сони в будущем.

— Я хочу, чтобы ты передала ей еще вот что: не дай бог, дело коснется моих родных… И скажи еще, что она для меня значит так же много, как и мой младший братишка Герард.

Вим и Герард не встречались уже много лет. Вим списал его со счетов. Обычно он говорил, что его очередь — только вопрос времени и денег, и делал «пистолетный» жест. А теперь он списал со счетов и Соню, и ее участь была определена.

— Скажи ей, что я с этим закончил.

То есть будь начеку и бойся за свою жизнь.

Мысль о том, что Соня все эти годы вела собственную игру, а выяснилось это только сейчас, не дает ему покоя. Это значит, что она может попробовать укрепить свои позиции и сдать его полиции. По лицу Вима заметно, что он мучительно соображает, как быть. Он останавливается, наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Если она заговорит о Коре, у нее будут проблемы.

Это единственный случай, когда он произносит имя Кора. Эти слова передают его страх, что Соня заговорит о Коре, он ведь знает, что ей есть что рассказать. Что убийца Кора — он. Хоть бы моя аппаратура все это записала, думаю я, пока он разглагольствует дальше.

Но на записи мне нужно несколько больше, чем просто его реакция. Ему и мне понятно, что она подразумевает, но этого может быть недостаточно для полиции. Надо сделать так, чтобы всем слушателям было совершенно ясно, о чем идет речь, что сейчас обсуждается. Но я не хочу уточнять сама, чтобы он не мог потом заявить, что его спровоцировали и поэтому в качестве улики эти записи ничтожны. Так что я просто коротко замечаю:

— Проблем из-за нее может прибавиться.

Мы с ним знаем, что эта «проблема» — приговор за убийство Кора, который он рискует в конце концов получить. Этих моих слов достаточно, чтобы вернуть Вима к вопросу о том, как он относится к полицейским стукачам:

— Вот что, Ас, я прямо сейчас начну с этим разбираться.

Он снова сделал «пистолетный» жест. Я более или менее решила вопрос, как приспособить мою аппаратуру к его шепоту, но жесты я записать не могу. Да и значение, которое приписывается жестам, записать нельзя. Поэтому я описываю это словами:

— Нет, Вим, не надо этого делать, ты же потом жить не сможешь с этим.

Его реакция вполне типична:

— Еще как смогу. А вот если не сделаю, жизни у меня не будет.

Для записи мне нужно больше определенности, и я говорю о его шкурном интересе и риске проблем с Департаментом юстиции в связи с очередным заказным убийством.

— Нет. И потом, ты дашь им еще одну зацепку, — говорю я.

— Мне плевать.

— Не надо этого делать, — говорю я, чтобы запись зафиксировала, как я стараюсь отговорить его.

— Мне плевать, Ас.

Вим не спрашивает: «Что значит зацепка?» или «Ты вообще о чем?». Нет, он прямо говорит, что лишний след его не волнует и что он готов рискнуть и нанять киллера, возможно, получив в его лице свидетеля. Его решимость пугает меня, и я хочу попробовать сделать положение Сони не столь угрожающим. Если он добьется своего с машиной, то, возможно, станет к ней несколько снисходительнее.