Мы вышли от Сандры и пошли гулять по восточному Амстердаму.

В: Ну и? Они у тебя?

А: Нет, она говорит — они в надежном месте. И где это, она мне не скажет, потому что если припрет, я окажусь с тобой.

В: Вот ведь тварь гребаная. Я так и знал. А полиции она уже стучит?

А: Кто ее знает. Но зачем бы ей тогда эти записи прятать, если она уже полиции стучит?

В: Точно стучит. Плевать. Ты знаешь, что я делаю с теми, кто стучит полиции. Но с ней я поступлю иначе. Она будет умирать очень долго. Помучается как следует. Сперва ее дети, потом внук, потом она. Стрелять ее не будут. Ее будут пытать. Днями напролет.

А: Но она-то говорит, что если что с ней или с детьми случится, записи окажутся в полиции. Так что толку? Пользы тебе от этого никакой.

В: Без разницы. Она за границей?

А: Зачем ей туда?

В: Не знаю, что она замышляет. Она явно с Питером.

А: Нет, не думаю. Он бы не осмелился.

Теперь надо отвести подозрения от себя.

А: Она говорит, мол, я и тебя записала тоже. Все, что ты мне от него передавала, про то, как он убийство моих детей закажет, и меня с Питером. Все, говорит, у нее есть. И не только это, потому что она уже давно все писала.

В: То есть она и тебя собралась заложить. Вот сука. И тебя ведь втянет.

А: А как? Я ведь просто передаточное звено. Типа, помогала. Да я просто буду отрицать, что ты мне что-то говорил, тогда на мне все и затормозится.

В: Собирается и тебя вложить, тварь продажная. Как давно она писала?

А: Не знаю. Мне не говорит. Но это не суть. Ты думай, что ты ей говорил и что она может с этим сделать. Ты ведь никогда лишнего не скажешь.

В: Бывало, кипятился слегка. Но я ведь не знаю, давно ли она писала и стучит ли она полиции. Что она может им слить. Мне нужны эти записи. И я их получу, обязательно. Просто на улице ее выцеплю и буду пытать, пока не скажет мне, где они. Все кости ей поломаю. По кусочкам буду резать.

А: Утихомирься!

В: Утихомирься? Я ее на хер утихомирю! Знала, на что шла, могла бы догадаться, что с ней будет.

А: Я поищу у нее дома, вдруг найду.

В: Ага, ищи давай. Редкой масти сука. Надо решать вопрос.

Мне показалось, что мы слегка зарвались. Вим был пугающе спокоен, и это было не то, на что мы рассчитывали. Все могло кончиться плохо, надо было разворачивать ситуацию. Но как?

Я снова встретилась с ним.

А: Ну что, я очень долго с ней разговаривала, и считаю, что она блефует: нет у нее ничего. У нее с головой не в порядке. Она просто грозится.

В: Ты так думаешь?

А: Да, уж я-то ее знаю, как никто. Она же совсем бестолковая. Даже компьютер включить не в состоянии. Та еще идиотка.

Чтобы укрепить доверие к себе, приходилось вытирать о сестру ноги.

А: Но я ее понимаю, она боится тебя, боится, что ты убьешь ее детей. Она понятия не имеет, как ей быть дальше. Это был ее прыжок в неизвестность.

В: Напугана, да? Правильно, пусть боится.

А: Думаю, она действительно жалеет о том, что сказала. Она жутко нервничает.

В: Понимаю. Она меня знает. Или они все это с Питером придумали, типа, что у нее есть записи. Решили в игры поиграть.

А: Не понимаю зачем?

В: Правда не понимаешь? Не понимаешь, что они замышляют?

А: Думаю, они блефуют.

В: Правда?

А: Уверена в этом.

В: Ладно, посмотрим.

Прошло уже больше года с тех пор, как мы дали показания Департаменту юстиции, но ничего не происходило. Все оставалось по-старому. В то же время я активизировала контакты с Вимом, и это было для меня как удавка на шее. Я буквально задыхалась. Все это время я лелеяла надежду, что Департамент юстиции возьмется наконец за дело, но в итоге почти утратила ее.

Мы вели с этим опасным безумцем смертельную игру. Это было невероятно трудно. Попавшая под шквал угроз Соня была сильно расстроена бездействием Департамента юстиции. А Вим давил все сильнее и сильнее.

Единственным, что помогало мне сдерживать его, была перспектива получения доли прибылей от фильма, но он был настолько зациклен на Соне, что в любой момент мог сорваться и что-то с ней сделать.

— Ас, нас с тобой просто за дур держат, — сказала Соня. — Просто у него есть кто-то в Департаменте юстиции, кто его крышует. Да пошли они в жопу. Я сдаюсь. С ними еще хуже, чем без них. Каждый божий день я жду, что они что-то сделают, и каждый божий день обманываюсь в этом. Всю душу вымотали.

Она была абсолютно права. Мы были сыты по горло Департаментом юстиции. Они ничего не сделали и толком не объясняли, почему это длится так долго. Мы уже больше года ходили под риском утечки наших показаний, а они продолжали тянуть.

Мы поговорили с Питером, и он согласился с нами: Департамент юстиции тянет время — при том, что риск утечки показаний остается вполне реальным. Он поддержал наше решение аннулировать показания.

Уж лучше мы останемся со всем этим наедине, чем терпеть несерьезное отношение.

С нами провели так называемое «собеседование на выходе». Бетти говорила, что не имеет права рассказывать нам, почему все длится настолько долго. Что она хотела бы «оставить нас в команде», но понимает, что мы потеряли надежду. Она пообещала дать указание аннулировать наши предварительные показания.

Я сразу же начала сомневаться в правильности этого решения. Может, все же лучше было их сохранить? А не увеличится ли риск утечки после официальной аннуляции показаний? Понятно, что, если Департамент юстиции все же рассчитывает сотрудничать с нами в будущем, ответственность за возможную утечку будет нести он.

Помимо всего прочего, эти показания являются защитой на случай, если мне будут вменены интенсивные контакты с Вимом. И я хочу дальше записывать все, что он мне говорит, чтобы Департамент юстиции не счел меня его сообщницей. Так что, кажется, стоит оставить в силе наши предварительные показания и поддерживать контакты с ОУР. Это позволит хотя бы одному правоохранительному органу понимать истинную подоплеку моих встреч с ним. И если меня арестуют из-за Вима, у меня все же будут свидетели.

Если вдуматься, то лучше не аннулировать предварительные показания. Не потому, что мы верим, что Вима в конце концов осудят, а потому, что их существование является для нас своего рода защитой.

Спустя пару дней я позвонила, чтобы узнать, аннулировали ли уже наши показания.

— Нет? Хорошо. Не надо этого делать. Может быть, когда-нибудь они пригодятся, — говорю я Манон.