* * *

Через несколько дней я стал собираться в дорогу. Нужно было спешить, так как обстановка в Южной Греции, где сейчас воевал Константин, резко обострилась. В ответ на просьбу своих вассалов османский бейлербей Румелии стал спешно собирать войска для борьбы с непокорным деспотом Мореи. Узнав об этом, некоторые латинские князья, присягнувшие Константину, взяли свои клятвы обратно и вновь встали на сторону султана.

Мне не терпелось все увидеть своими глазами, но судьба распорядилась иначе, Иоанн вновь потребовал меня к себе.

– У меня есть для тебя срочное дело, – напрямик сказал император. – Я подготовил несколько писем, их нужно незамедлительно доставить к османскому двору.

Заметив удивление, застывшее на моем лице, Иоанн пояснил:

– Я знаю, что ты хотел бы отправиться в Морею, однако это задание невозможно поручить никому другому.

– Могу я узнать…

Последнюю фразу мне договорить не удалось – дверь за моей спиной отворилась, и в комнату зашел смуглый, худощавый человек в красном с золотыми узорами чекмене64 и изукрашенном алмазными нитями тюрбане. Я сразу узнал в нем принца Орхана.

Он уже много лет был почетным пленником в Константинополе. Его дед когда-то правил Османской империей, но был убит своим братом, и в результате все его потомки были вынуждены искать защиты у ромеев. Отец Орхана погиб от османского клинка, защищая вместе с греками город Фессалоники. Тогда его сын нашел укрытие за стенами Константинополя.

По сути, Орхан оставался единственным родственником Мурада и его сына Мехмеда. Как прямой потомок Османа, он мог претендовать на турецкий престол. Чтобы избежать соперничества за власть, султан оплачивал содержание Орхана в Константинополе из казны своего государства, лишь бы претендент не покидал стен этого города. Впрочем, принц и не спешил этого делать, Константинополь давно стал для него родным домом.

Орхан поприветствовал меня, а затем поклонился императору.

– Вы меня звали, государь?

Иоанн доброжелательно склонил голову в знак приветствия.

– Я рад, что вы нашли для меня время, принц. Теперь, когда все в сборе, я должен увериться, что все сказанное здесь не покинет стен этой комнаты.

Мы клятвенно заверили в этом императора, и тогда он продолжил:

– Сегодня поистине славный день, возможно, один из лучших в моей жизни! Чтобы он наступил, я трудился годами и, видит бог, претерпел многие унижения.

Иоанн взял одно из писем, лежащих на столе.

– Как я узнал, султан Мурад покинул Эдирне и отправился на войну с Караманом. На троне вместо него сидит его сын, слишком юный, чтобы представлять для нас угрозу. Вся власть находится в руках великого визиря – Халиля-паши, который всегда был настроен к нам миролюбиво. Я полагаю, надо использовать этот шанс с максимальной выгодой. Ты, Георгий, отправишься в Адрианополь в качестве моего посланника и будешь сообщать мне обо всем, что увидишь или услышишь при османском дворе. Вот эти письма ты передашь Халилю лично в руки.

– Как прикажете, – сказал я.

– Что касается вас, – император перевел взгляд на Орхана. – Думаю, что пришло время наладить контакты с вашими друзьями в Румелии.

Слова императора явно не понравились Орхану.

– Вы хотите, чтобы я поднял мятеж против султана? – нахмурился он. – Я не могу пойти на такое, даже с учетом того, что Мурад повинен в смерти моего отца!

– Нет, – спокойно возразил Иоанн. – Я просто хочу, чтобы турецкая знать не забывала, что есть еще один наследник османской крови. Вспомните, какая судьба постигла вашего отца и деда. Султан Сулейман был мудрым правителем, но его предательски убил его собственный брат. Ваш отец был храбрым воином, который никогда не прятался за чужими спинами, но враги предали его жуткой смерти. Вы законный претендент на османский трон, но живете на правах пленника в чужом государстве, а султан готов заплатить любые деньги, лишь бы о вас не вспоминать. Я счастлив, что Константинополь стал для вас родным домом, но разве вы не желаете справедливости для себя и своего рода?

– Важно, какой ценой покупается эта справедливость, – резонно заметил Орхан. – Я слишком хорошо знаю тех, кто сейчас заправляет в Османском государстве, и уверен, что они не оставят мое появление без ответа.

– Скоро у них появятся другие заботы, – заверил принца Иоанн. – Поэтому, если вы собираетесь вернуться на родину, лучшего времени, чем сейчас, найти будет трудно.

Орхан задумчиво глядел в пустоту. Он понимал, что от его решения могут зависеть судьбы очень многих людей, и потому не спешил отвечать. Что касается меня, я видел, какую опасную игру затеял император, и догадывался о последствиях, ожидающих Константинополь в случае неудачи.

– Хорошо, – решился наконец Орхан. – Что я должен буду сделать?

Август 1444 года

Клятвопреступник

Beati pacifici, quoniam filii Dei vocabuntu.

(Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими)

Евангелие от Матфея (5-я глава, стих 9)

3 августа 1444 года

Утром в венгерский город Сегед прибыла пестрая делегация османских послов во главе с личным представителем султана – Сулейманом Балтоглу, выходцем из болгар, который еще в детстве был обращен в магометанскую веру. Его миссия заключается в окончательном закреплении условий мирного договора, подписанного в Адрианополе два месяца назад. Сюда же накануне прибыл и сербский деспот Георгий Бранкович, чтобы получить от турецких переговорщиков ключи от причитающихся ему по договору крепостей.

* * *

5 августа 1444 года

Сегодня османские послы предстали перед королем Владиславом. На приеме присутствовали многие знатные вельможи Венгрии, Польши и Сербии. Янош Хуньяди в серебряных зерцальных доспехах, изготовленных специально для этого случая, все время находился подле короля и буравил турецких послов острым, проницательным взглядом. Сам король Владислав выглядел весьма внушительно. Он был облачен в небесно-голубую тунику с вышитым золотыми нитями двойным крестом – символом королевского дома. Плечи венгерского правителя прикрывала бархатная накидка, подбитая мехом горностая, а голову украшала увесистая золотая корона, инкрустированная множеством драгоценных камней.

Среди собравшихся я не увидел лишь кардинала Чезарини. Он наотрез отказался присутствовать на переговорах с турками и призывал страшные проклятия на головы тех, кто ратует за скорейшее перемирие. Вместо него в зале находились два кардинала, присланных из Рима.