— Полпуда в сутки это, конечно, мало. И странно, что я ничего не знал о том, что вы занимаетесь этим веществом. Вы разрешение-то получали или нет? Охранка вас контролирует?

Я отрицательно мотнул головой. Был такой грешок, очень серьезный. Всю лабораторию мы основали совершенно секретно.

— М-да, видно вы с ума сошли, Василий Иванович. После того, как эсеры взрывают кого ни поподя, а охранка за ними гоняется и закрывает их лаборатории, вы решили вот так втайне делать взрывчатку? Да если б о вас случайно узнали, то всех вас без исключения на каторгу отослали. Сразу же… Не смотря на титулы и владения.

— Пришлось рискнуть, — попытался оправдаться я. — Времени слишком уж мало.

— Да куда ж вы торопитесь-то! — воскликнул он. — На войну с японцами?

Я не ответил, это был риторический вопрос. И Куропаткин лишь покачал головой. А меж тем наша беседа задерживалась и это наверняка стало заметно для всех остальных. Пора было возвращаться в ложу.

— Вот что, голубчик, — решил министр. — Давайте сделаем так. Завтра или нет…, следующим днем я пришлю к вам человека. Он все у вас посмотрит, поговорит с вами и вашими химиками, а потом он обо всем мне доложит. Вы отдадите ему всю взрывчатку, что вы успели нахимичить и более не производите ни фунта. Ну а уж после этого мы и будет решать, что с вами делать. Договорились?

— С радостью, — ответил я довольно. Как же все удачно складывается. Вышли на самого министра, а не на каких-то чинуш, которые строили бы из себя пуп земли. И, похоже, он заинтересовался, а это значит, что нам может быть открыта зеленая дорога. — Только, Алексей Николаевич, у нас помимо тротила и артиллерия нового типа имеется. Весьма перспективная и с убойной эффективностью.

— Ах, ну да, ну да…, — уже теряя интерес, произнес Куропаткин. — А знаете что? Вот будет у вас мой человек, так вы ему вашу артиллерию и покажите. И если он решит, что дело стоящее, то я распоряжусь созвать комиссию и вы нам все и продемонстрируете. Ну а теперь, голубчик, нам пора бы возвратиться в ложу. А то наши дамы наверняка волнуются.

В общем, наша случайная встреча, пошла нам на пользу. Вслед за Куропаткиным я вернулся, сел на свое место и погрузился в раздумье. То, что я протолкнул свои изделия военным это очень хорошо. Но вот то, что уже через час-два мы собираемся самым активным образом вмешиваться в историю, и похищать министра, уже вызывает… гм… сомнение. И это породило во мне, как говорят психологи, когнитивный диссонанс. С одной стороны Куропаткин должен нам помочь в продвижении взрывчатки, миномета и возможно множества других изобретений. Это положительно скажется на обороноспособности страны. А с другой мы должны ему начистить морду с той целью, чтобы он как можно серьезнее отнесся к японской угрозе и перестал считать их мизерной фигурой на мировой карте. И то и то нам идет на пользу, и то и то может оказаться бесполезным. И вот я сидел в задумчивости, не понимая, что в данной ситуации для нас и для страны в целом целесообразнее, и приходил в полную растерянность. А решать надо было быстро, пока не закончился спектакль. И еще некстати вспомнилось, что наша встреча оказалась кем-то тщательно срежиссированна. И я едва не поддался глупой панике. Завертел головой, в тщетной надежде найти невидимого режиссера, но вовремя одумался. И как ни странно, но этот факт позволил мне принять единственно верное решение — похищать Куропаткина нельзя. Нельзя ни при каких обстоятельствах. Мы находимся под наблюдением у очень серьезных людей. Ладно, мною можно было довольно легко сманипулировать — я рыбка на самом деле довольно мелкая и малозначимая, но вот чтобы самим военным министром! Нет, наверняка здесь сама охранка выступила в роли невидимого игрока. И поняв это, я ошеломленно замер, а затем тихо встал, извинился перед министром и его супругой, бросил Маринке поспешное «мне надо срочно отлучиться» и вышел вон из ложи. Почти бегом спустился к гардеробу, потребовал свое пальто и шапку. Вырвал их из рук подавшего и, на ходу надевая, помчался к выходу. И в этот момент мне наперерез выдвинулись две крепкие фигуры. В штатском… И едва взглянув на их морды, понял — все пропало. Эти два мордоворота пришли по мою душу. Шли наперехват, стремясь отсечь от выхода. Лица серьезные, решительные. И это придало мне силы. Я рванул что было мочи, сильно толкнул того, что подходил справа, тростью наотмашь хлестанул по лицу левого и, прорвавшись, почти убежал. Тот, кому пришелся удар тростью, ошеломленно согнулся и, держась за разбитое лицо, закричал:

— Стой, сука! Куда? Держи его, Силыч, уйдет!

Но я рванул еще быстрее. Лишь бы вырваться, предупредить Мишку. Главное сейчас не дать ввязаться в похищение министра. Стоит только его тронуть и все пропало — повяжут и самого Мишку и меня, да и наших родных заденут. И тогда прощай Великая Россия, здравствуй кандалы. Ну а то, что я оказывал сопротивлениям властям, так это по сравнению с похищением сущие пустяки. Тут можно попробовать или отбрехаться или откупиться. На адвокатов я не поскуплюсь. К тому же они и представиться не успели, а значит суд будет на моей стороне.

Я уже был почти на улице, почти толкнул плечом тяжелую дверь. Швейцар, пытавшийся меня задержать, улетел в сторону и некрасиво растянулся на полу, полируя мрамор большим пузом.

Но третью фигуру, входящую в широкие двери, я уже не мог миновать. Неожиданный удар в лицо на мгновение ослепил меня. Я сделал шаг назад, по наитию уклонился от следующего удара, сам махнул тростью, как учил Серафим, но ни в кого не попал. И только потом заметил, что мой неожиданный противник сам отступил от меня на пару шагов назад и угрожающе поднял револьвер:

— Не двигайтесь, Василий Иванович, — тоном, не терпящим возражений, сказал человек. — Стрелять буду.

И все…, деваться мне было некуда. Для неожиданного броска мой противник стоял слишком уж далеко — его пуля настигнем меня быстрее, чем я смогу выбить из его рук оружие. Сзади уже подобрались те двое, с боков дверной проем и медленно захлопывающаяся створка двери.

— Поднимите руки, не усугубляйте ситуацию, — сказал тот, что был вооружен. И в ту же секунду те двое жлобов навалились на меня, повалили на грязный пол и стали крутить руки. Жестко, умело…, больно. Сжав зубы, я вытерпел унижение,