Такой идеал впервые получил воплощение в лице Франческо Барбаро, ученика Гварино. В молодости Франческо продемонстрировал глубокие познания в древнегреческом языке, переведя два жизнеописания Плутарха – биографии Аристида и Катона, которые служили античными образцами гражданской добродетели. Кроме того, он написал трактат о защите брака, так как, по его мнению, только через семью человек способен увековечить свой народ. Трактат, написанный на прекрасной латыни, заслужил похвалы даже флорентийских гуманистов. Всю жизнь Барбаро собирал рукописи античных авторов и переписывался с выдающимися учеными, но, после того как его в сравнительно молодом возрасте (29 лет) выбрали сенатором, он был занят на политическом поприще. Он служил послом в Риме, Ферраре и Флоренции, подестой в Тревизо, Виченце, Бергамо и Брешии. Он стал национальным героем после того, как решительно выступил в защиту Брешии от Милана. Франческо Барбаро не стремился к литературной славе, но гордился тем, что служит республике.

Бернардо Джустиниани, сын близкого друга Франческо Барбаро, воспитывался в такой же любви и к античной литературе, и к государственной службе. Его благородный отец потратил много сил на поиски хороших наставников для Бернардо и дал сыну политический опыт, когда брал его с собой, переходя с одного поста на другой. После такого воспитания Бернардо прославился как литератор и мастер вести переговоры. Примерно в семидесятилетнем возрасте, проведя не один десяток лет на дипломатической службе, Бернардо Джустиниани занялся написанием истории. Речи и история были теми видами литературы, которые пришлись больше всего по душе венецианским гуманистам. Из Античности они почерпнули другие взгляды на историю по сравнению со взглядами юриста Андреа Дандоло. С одной стороны, они учились искать истину, которая лежит за тем или иным событием. С другой стороны, к истории относились как к области литературы, считали, что ее следует писать в эмоциональном стиле, одновременно давая рациональное объяснение событиям. Бернардо Джустиниани именно с такой точки зрения писал раннюю историю Венеции. Он сличал древние хроники и документы и, что более удивительно, сопоставлял их с археологическими находками и трудами географов, решая, которое из преданий представляется наиболее верным. Попутно он, подражая Геродоту, часто отступал от темы и делился своими взглядами на место Венеции в истории и на ее предназначение. Джустиниани не опроверг ни одного мифа, к которым питали такую любовь венецианцы, например миф о том, что город был свободным со дня своего основания, но убрал наименее правдоподобные сказки. По сравнению с хроникой Дандоло его история представляла более рациональную и вместе с тем трогательную историческую основу для веры в великое предназначение Венеции.

Однако венецианским сенаторам, большинство из которых были политиками до мозга костей, история Джустиниани казалась не такой полезной, как версия, написанная второразрядным профессиональным гуманистом по фамилии Сабеллико. Он довел свои изыскания до середины XV века. Кроме того, Сабеллико писал по-латыни в стиле гуманистов и не столько стремился найти истину, сколько обойти неудобную правду. Его наградили высокой платой и назначили лектором в школе Сан-Марко, а его версию истории Венеции назвали «официальной». Наличие «официальной истории» показалось венецианским властям такой прекрасной мыслью, что после смерти Сабеллико они позаботились о продолжении его труда, но подыскали для исполнения задачи выходца из аристократической семьи. После нескольких отсрочек, в 1530 году труд поручили Пьетро Бембо, который тогда считался самым высокопоставленным венецианским литератором.

Пьетро Бембо отличался от того рода людей, которых идеализировали гражданские гуманисты предыдущего века. Он отличался и от Франческо Барбаро и Бернардо Джустиниани. Пьетро Бембо служит ярким примером того, насколько разнились характеры людей в Венеции, как и повсюду в Италии, в период, который принято называть Высоким Ренессансом (примерно 1492–1550 годы). Конечно, его тоже с юных лет готовили к государственной службе; он сопровождал своего отца в посольствах в зарубежных столицах. Но Пьетро предпочитал переговорам и управлению любовь и поэзию. До того как в возрасте 85 лет умер его отец, окруженный почестями, Пьетро жил вдали от Венеции, избегая тем самым и утомительных мелких постов, с которых принято было начинать карьеру, и упреков отца в небрежении к своему призванию. Нельзя сказать, что Пьетро Бембо был бездельником. Учеба, переписка с важными людьми и литературное творчество доказывают обратное. Предоставив отцу и братьям распоряжаться небольшим семейным состоянием, он искал и получал при знатных дворах, особенно в Риме, покровительство, обеспечившее ему неплохой доход. В конце концов он таким образом преумножил фамильное состояние. После смерти отца, когда ему пришлось заниматься семейными делами, он вернулся в Венецию, женился на матери троих своих детей и поселился на вилле возле Падуи.

Чтобы заработать вознаграждение и почести официального историка, Бембо в 60 лет приступил к продолжению истории Сабеллико. Он отвлекся от своих изысканий, когда папа в награду за прошлые заслуги и за литературный талант сделав его кардиналом, но перед смертью в 1547 году в возрасте 76 лет Бембо успел в выгодном свете представить венецианскую политику в трудный и волнующий период 1487–1513 годов. И хотя как литератор Бембо значительно превосходил Сабеллико, правители Венеции остались не совсем удовлетворены его трудом. Перед тем как издать его «Историю», оттуда выбросили куски, в которых Бембо, призвав на помощь свой литературный талант, выразил свое мнение о некоторых папах и кардиналах, которых он знал лично, и о некоторых других персонах, в частности о представителях семьи, Гримани, которые, как он считал, неправедно нажились на бедах своей родины.

В истории итальянской литературы Пьетро Бембо играет важную роль защитника простонародного языка. Свой главный труд он писал по-латыни, но сам редактировал ее перевод на итальянский язык. Он издал трактат, посвященный защите языка Данте и Боккаччо и нападал на тех гуманистов, которые уверяли, что настоящая литература должна быть написана на латыни. Его собственное сочинение, получившее широчайшую известность и выдержавшее много изданий, называлось «Азоланские беседы». Оно написано в форме диалога о любви, в нем слышатся отголоски диалога Платона на ту же тему, хотя Бембо изображает очень изысканное, очень итальянское общество, собравшееся в Азоло, на вилле Катерины Корнаро, королевы Кипра в изгнании. Достигнув среднего возраста, Бембо считался признанным авторитетом по платонической любви, но в этом диалоге, начатом им еще в молодости, когда он был вовлечен в совсем не платонические отношения с тремя любовницами, он равно красноречиво рассуждает о муках, радостях и выгодах физического влечения мужчин и женщин.

Постепенно вместо латыни и венецианского диалекта роль венецианского литературного языка занимал итальянский язык, хотя на венецианском диалекте писались многие официальные документы, личные дневники и письма и почти вся народная поэзия.

Восторженное подражание древним римлянам стало лишь одной из многих составных частей венецианской культуры в XVI веке. Даже после того, как Венеция, вместе с Падуей, стала одним из немногих культурных центров западного мира в области искусства и науки, во многих отношениях она еще не порывала свои связи с Востоком. Восточные черты проступали и в пышности церемоний, и в усвоении нового архитектурного стиля. Флоренция, где новый стиль приобрел очертания, требовала порядка и пропорций при планировании здания в целом. Венеция восприняла такие черты раннего ренессанса, как классические колонны, закругленные арки и фронтоны, но строгая гармония не так занимала венецианцев, как игра с цветом и живописное разнообразие.