В эпоху процветания в Венеции выросло множество дворцов, особенно на Большом канале. Тесно прижатые друг к другу, они выставляли на всеобщее обозрение только фасады, которые обычно выходили на канал. Помимо фасада иногда украшали вход, пристраивали балкон под таким углом, где его освещало солнце, или отделывали какую-либо деталь внутреннего двора. В этом отношении позднеготические дворцы и дворцы в стиле раннего ренессанса были похожи. А еще они были похожи в нагромождении украшений, часто вступающих в противоречие с общими очертаниями зданий.

Вернувшись к закругленным аркам, многие венецианские камнерезы вспомнили и другие черты ранневизантийских дворцов, для которых характерна, в частности, любовь к разноцветному мрамору, серпентину и порфиру. Романским аркам и пилястрам они придавали легкость, благодаря которой фасады зданий эпохи Раннего Ренессанса становятся такими же веселыми и причудливыми, как перегруженные пышные готические фасады. Чрезмерная пышность этих венецианских дворцов и большинства церквей того периода отражает вкус, весьма отличный от довольно сурового флорентийского раннего ренессанса. Красноречивый Джон Рескин называл венецианский стиль «византийским ренессансом» (Камни Венеции. Т. II. Гл. 1).

Даже в таком необычном варианте ренессанс в архитектуре прижился в Венеции лишь через много десятилетий после того, как он зародился во Флоренции. Парадный вход во Дворец дожей, соединяющий западное крыло дворца и собор Святого Марка, был построен в середине XV века в самом пышном готическом стиле. Первым образцом нового стиля стали ворота Арсенала, построенные в 1460 году. Во Дворце дожей элементы нового стиля появились лишь после того, как старое восточное крыло было уничтожено пожаром 1483 года, и затем его перестроили по проекту Антонио.

Большинство камнерезов, строивших и украшавших эти дворцы, были, как и Риццо, выходцами из Ломбардии. Их собственные традиции, а также традиции Венеции объясняют их нелюбовь к относительно строгому флорентийскому стилю. Но лучший представитель этих архитекторов, Мауро Кодуччи, черпал вдохновение у самого выразительного флорентийского художника, Леона Баттисты Альберти. Кодуччи был родом из Бергамо; возможно, когда он был ребенком, его отец, также каменщик, брал его с собой в Римини, где принимал участие в сооружении собора Темпио Малатестиано. Многие замыслы Альберти воплотились в церкви Сан-Мике ле на Изоле, построенной на острове, где находилось венецианское кладбище. Кодуччи также проектировал многие важные здания, которые были начаты или закончены другими мастерами: например, Часовой башни, Старой прокурации, церкви Святого Захарии и Скуолы Гранде ди Сан-Марко.

Стиль, который Кодуччи довел до совершенства, продержался недолго. Через поколение после его смерти, наступившей в 1504 году, венецианская архитектура взяла за образец архитектуру Рима, как Древнего, так и Рима эпохи Высокого Ренессанса. В последней главе мы вкратце остановимся на завершении архитектурного облика Венеции, когда ее лучший архитектор, Палладио, заложил стандарты для всего Запада.

Политические и культурные события в Италии XV века требовали от Венеции больше сил отдавать итальянским делам. Венеция принимала активное участие в управлении ближайшей к ней частью материка и частями Ломбардии. Борьба за власть расширялась до тех пор, пока на карту не была поставлена власть над всей Италией. Затем, после того, как Испания и Франция стали объединенными королевствами, политическое равновесие в Италии попало в зависимость от общеевропейской государственной системы. Перед лицом иноземных армий Венеция пыталась выставить себя поборницей итальянской свободы, но неудачно. В то же время Венеция столкнулась с новыми соперниками за власть на море: сначала с турками, а затем с испанцами. Проблемы власти в Италии переплелись с вопросом власти в Средиземном море.

Самой важной из основных потребностей, толкавших Венецию в материковую часть Италии, была необходимость поставки предметов первой необходимости: продуктов питания, дров и даже воды в тех случаях, когда после особенно высокого прилива заливались дворы и площади, а вода в колодцах засаливалась и барочники продавали пресную воду кувшинами. В результате войн и договоров, заключенных Венецией на заре своей истории с правителями материковых городов, Венеция закрепила свои права на севере Адриатики. По этим договорам Венеция становилась не только центром торговли для всех соседних регионов. Материковые области обязались поставлять в город продовольствие. По мере того как Венеция превращалась в промышленный центр, ей требовалось все больше сырья, и сырья самого разного: пеньки из заболоченных низменностей по берегам По, железа и меди из предгорий Альп, рангоутного дерева из Доломитовых Альп.

Еще одним вопросом первостепенной важности оставались сухопутные пути к западным рынкам сбыта. Там венецианцы продавали специи, а в обмен покупали ткани и изделия из металлов. Существовало четыре или пять возможных путей через Австрийские Альпы в Южную Германию и два или три – через Ломбардию во Францию или Рейнскую область, так что блокада одних путей компенсировалась более интенсивным использованием остальных. Но Венеции важно было не дать окружить себя соседям, чтобы не были перекрыты все пути на север и запад. Пока соседи Венеции, другие города-государства, воевали друг с другом и пока у таких претендентов на более широкую власть, как папы и императоры, не хватало ресурсов для эффективного управления на местах, Венецию не слишком заботило, кто из ее соседей одерживает верх в междоусобицах. Однако в XIV и XV веках с помощью орудий государственного строительства – административной и юридической бюрократии, которая опиралась на армии и системы налогообложения, – появились более крупные и централизованные сообщества. Консолидация всей Северной Италии была уже не за горами.

Следовало ли венецианцам не принимать участия в итальянской политике до тех пор, пока сильное государство на севере Италии не перекроет торговые пути, или Венеция должна была помешать такому слиянию? Стремление Венеции встать на ту или другую сторону или поддержать баланс сил логически подчинялось ее стремлению получать необходимые припасы и сырье и сохранять открытыми торговые пути. С психологической точки зрения забота о сохранении политического равновесия возобладала и привела к непомерному честолюбию. В Италии формировалась государственная система, представители которой постоянно менялись и перегруппировывали силы. Любое равновесие было временным и ненадежным. Борьба за сохранение баланса сил приводила к неожиданным результатам. Некоторые венецианские политики считали: лучший способ позаботиться о том, чтобы никто не нарушил равновесие в ущерб Венеции, – самим нарушить равновесие сил в ее пользу.

Материальные блага, которые империализм принес некоторым представителям венецианской знати, подкрепили их стремление к власти как к конечной цели. Захват новых территорий влек за собой создание новых рабочих мест. Кроме того, в городах, подпадавших под власть Венеции, сохранялись свои законы и суды. Лишь самых высших сановников, подесту, военного коменданта и, возможно, казначея присылали из Венеции. По мере того как Венеция приобретала все новые города, такие посты стали для многих венецианских аристократов важными источниками наживы. Богачи покупали имения и фермы, когда, после завоевания или отвоевания, на аукционы выставлялись земли «мятежников». Хотя материальную заинтересованность в более широком смысле подпитывал морской империализм Венеции, меркантильные интересы требовали экспансии и в материковую Италию.