ей «мир» — это не главные причины. Почему я не могу позволить ей жить самой по себе прямо сейчас? Как я обещал ей, что не скажу ни слова. А также причина, по которой мне нужно, чтобы она осталась жива.

— Блять, — он в шоке, всё ещё переваривает всю информацию, которую я ему только что сообщил. Хотел бы я сказать, что это чувство шока пройдёт. Но этого не произойдёт. Во всяком случае, не для меня.

Я киваю головой, соглашаясь со всем, на что бы он ни ругался.

— Ты должен сказать Аарону.

— Я не могу, Грей. — Отчаяние пронизывает моё тело. Вот почему я пришёл поговорить с тобой. — Я обещал, что не буду.

— Значит, ты собираешься посмотреть, что произойдёт? — Несмотря на то, что Грей не очень хорошо знает Лили, или вообще не знает по-настоящему, но он, кажется, беспокоится за неё. — Что у тебя есть? Осталось три дня? Ты сказал, что она сейчас в каком-то шоке, как ты думаешь, что, чёрт возьми, изменится?

И вот оно. Один вопрос, на который у меня нет ответа.

Что я ожидаю изменить? Я не могу просто волшебным образом стереть мысли о самоубийстве из чьей-то головы. Неважно, сколько времени я провожу с ней. Неважно, что я ей показываю, как бы ей ни было весело. Я не могу исцелить её.

Лили должна хотеть быть живой. Если она не хочет быть живой, я ни за что не смогу её удержать.

— Ты не психотерапевт, Колин. Ты не можешь её вылечить. Никто не может её вылечить. Ты не можешь просто сводить её на какие-нибудь весёлые свидания и ожидать, что она почувствует себя живой. Не до такой степени, чтобы она волшебным образом захотела остаться в живых.

Я думаю, он прав. О чем я только думал?

— У неё депрессия. Лили хочет покончить собой. Окажи ей ту чёртову помощь, в которой она нуждается. Она может не захотеть этого, черт возьми, она может возненавидеть тебя за то, что ты предал её. Но каким бы ты предпочёл, чтобы был результат? Девушка, которую ты так явно обожаешь и зацикливаешься на том, что она мертва, или ей становится лучше благодаря профессиональной помощи?

— Я не могу допустить, чтобы она возненавидела меня, Грей.

Он вздыхает и кладёт свою руку на мою. Я действительно чувствую себя подростком, рассказывающим своей матери о своей первой любви и нескольких разбитых сердцах. Это действительно смешно. Я бы хотел, чтобы это было связано с каким-нибудь разбитым сердцем, а не со смертью Лили.

— Она возненавидит тебя, — говорит он прямо. — Но она получит помощь, в которой нуждается. Возможно, она даже начнёт понимать, что ты сделал это для её же блага. И тогда, если тебе повезёт, может быть, она не будет ненавидеть тебя так сильно, как ты думаешь.

— Лили бы меня совсем бросила, — говорю я, чувствуя комок в горле. Я чувствую, что не могу дышать, но я знаю, что воздух поступает в мои лёгкие.

— Она могла бы. Но, по крайней мере, она была бы жива.

— Это не так просто, Грей.

Я знаю, что Грей прав.

Я знаю, что должен обратиться за помощью.

Неважно, что Лили возненавидит меня за то, что я обратился за помощью, ведь она в ней нуждается. Получить помощь для Лили важнее, чем избежать её ненависти. Она будет жива… но она возненавидит меня.

Я хочу, чтобы она была жива, но я также хочу, чтобы я ей нравился.

ГЛАВА 28

«Горели огни, и мои руки учились рисовать со страстью» — Chasing Stars by Alesso, Marshmello, James Bay.

Колин

Это официально седьмой день, что означает, что у меня осталось только два дня… и сегодня. Но это не имеет значения, по крайней мере, не сейчас.

Лили сегодня намного лучше. Ну, не то, чтобы на 100 % к ней (более или менее) вернулась радость, но ей лучше.

После вчерашнего разговора с Греем я решил сделать что-то очень, очень глупое. Может, это и не так глупо. Я так не думаю.

Ладно, может и так. Но это не значит, что я сожалею об этом. Теперь я просто надеюсь, что Лили не увидит это раньше, чем необходимо.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, когда захожу в свою спальню с подносом с едой и стаканом воды.

Лили начинает смеяться, когда видит меня, или поднос, или всё вместе.

— Это очень мило, но я не голодна.

Держу пари, она просто не хочет отпускать свою драгоценную лягушку. Она обнимала Сержанта Фрогго всю ночь, когда вместо этого могла прижаться ко мне. Не могу поверить, что лягушка лучше меня.

— Мой вопрос не был таким, Лилибаг. — Я поставил поднос на тумбочку, взял стакан воды и передал его ей. — Пей, — требую я.

Вчера в ее организм поступило не так уж много жидкости. Она проспала круглые сутки. Я будил её пару раз, чтобы она сделала хотя бы глоток воды… и съела кусок хлеба. Я не мог позволить ей за весь день ничего не съесть и не выпить. Так что, несмотря на то, что я ненавидел будить её из-за этого, я всё равно это сделал.

Она казалась довольной. По крайней мере, она не проснулась с сильной головной болью этим утром. Хоть она и голодала.

— Как прошёл твой день? — спрашивает она, игнорируя мой предыдущий вопрос.

— Без тебя? Одиноко, — отвечаю я. — Но сейчас, когда мы снова вместе, мне гораздо лучше.

— Иногда ты такой странный, мистер Вонючка. — Хихикая, Лили берёт стакан, делает пару глотков, прежде чем отдать его мне. — Твои волосы мокрые.

— Дождь всё ещё идёт, — оповестил я её. — Просто надеюсь, что они высохнут, прежде чем мне придётся уйти на тренировку. Я бы предпочёл не иметь замороженные волосы.

— Я не думаю, что твои волосы замёрзнут, но на всякий случай, почему бы тебе не высушить их?

Пожимая плечами, я говорю:

— Я даже не знаю, есть ли у меня фен. А если и есть, то я не знаю, как он работает.

Следующее, что я помню, мы были в моей ванной комнате, и Лили вытирала мне волосы. Обычно я нахожу странным, когда кто-то что-то делает с моими волосами, но с Лили всё иначе. Все её прикосновения желанны, даже если она просто сушит мне волосы.

Но, конечно, я не могу позволить ей обсушить мои волосы, не поиграв с ними. Я имею в виду, что я должен сидеть на закрытом