Саймон прилетел в столицу вечером. Выбравшись из рейсового аэробуса, спустился в подземку, и через несколько минут скоростной поезд доставил его в тот район, где жила Тереза. Когда поднялся на поверхность, в первый момент озяб, но вскоре почувствовал себя лучше: мейцан согревал, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Он поступил умно, согласившись навестить Терезу. За время его отсутствия Джельда остынет, и опасность быть исцарапанным сойдет на нет. Снисходительно усмехнувшись, Саймон поглядел на черную воду канала справа, потом на два одинаковых высотных дома слева, усыпанных светящимися кружочками окон. Под сенью этих громадин находилась уединенная обитель Терезы: та не хотела жить в многоквартирном доме – потому что люди, как известно, всегда желают друг другу зла и кто-нибудь из соседей непременно ее сглазит.

Саймон подошел к воротам, скользнул взглядом по табличке и нажал на кнопку звонка, встав перед объективом видеокамеры. На табличке вспыхнула новая надпись: «Добро пожаловать, Саймон!» Ворота раскрылись – и бесшумно захлопнулись за спиной, едва он оказался в небольшом темном дворике. Оставляя на тонком покрове снега черные следы, Саймон направился к крыльцу. Наверное, после «Страстей в системе Раксы» до Терезы дошло, что он не просто эксцессер, а гениальный эксцессер! Она сумела понять, насколько велика разница между ним и остальными, – хорошо бы и другие это поняли… Дверь гостеприимно распахнулась. В прихожей стоял уютный полумрак, персиковые стены приятно гармонировали с ковром на полу, который был на два тона светлее. Тереза утверждала, что все отделочные материалы у нее дома – особенные, положительно заряженные и потому надежно защищают ее от враждебной Вселенной.

Остановившись перед зеркалом, Саймон напустил на лицо значительное и пресыщенное выражение, поправил воротник куртки, потом шагнул к двери в коридор. Створки предупредительно разъехались в стороны. В следующую секунду все естество Саймона содрогнулось от беззвучного взрыва, прихожая завертелась, и он медленно осел на пол.

Перед тем как выйти из номера, Тина в последний раз проверила свою экипировку: коробка с компьютерными кристаллами, электронный фонендоскоп, пистолет, заряженный четырьмя капсулами со снотворным, парализатор. На ней был тергаронский противоударный костюм с перчатками, капюшоном и лицевым щитком (на тот случай, если придется проламывать стены) – с виду он мало чем отличался от зимних спортивных костюмов, и повышенного внимания Тина не привлекала.

– Наверное, на лыжах катались? Вы спортсменка? – обратился к ней в вагоне поезда присевший рядом мужчина. У него был похожий костюм, только не черный, а сине-оранжевый, с мигающей надписью «Арбалет» на груди.

– Нет.

Она отвечала односложно, глядя мимо собеседника, и разговор вскоре угас.

Доехав до своей станции и поднявшись на поверхность, Тина обнаружила, что на улицах, несмотря на темноту, слишком много народа. Придется подождать – не стоит перепрыгивать через ограду Терезиного коттеджа на глазах у прохожих. Засунув руки в карманы, она неторопливо пошла вдоль канала, наблюдая, как крупные снежинки беззвучно исчезают в черной воде.

Сознание медленно возвращалось к Саймону. Он лежал на полу, лицом вниз, и чувствовал себя отвратительно: его тошнило, все мышцы ныли, тело сотрясала крупная дрожь. Что-то знакомое… Ага, два года назад, когда Вабер, склонный к грубым выходкам, выстрелил в него голгироловой капсулой, он пережил похожее состояние.

– Голгирол – бяка! – сказал тогда Вабер. – Он нейтрализует благословенный мейцан и превращает человека в желе. Ученые… изобрели его специально для того, чтобы портить жизнь нам, эксцессерам, – каждый должен убедиться в этом на собственном опыте!

Значит, голгирол. Эта чертова … Тереза Салкадо заманила его к себе домой и угостила капсулой… нейтрализатора! Чего-чего, а такой гадкой шутки Саймон от нее не ждал. Он застонал и попробовал сесть, но снова распластался на полу.

– Здравствуй, Саймон!

Услыхав этот голос, он в первый момент ощутил приступ дикого ужаса, а потом понял, что такого просто не может быть: Шидал остался в системе Раксы; здесь, на Ниаре, ему просто неоткуда взяться! За словами последовал удар в бок – не сильный, но болезненный.

– Прими сидячее положение и поздоровайся со мной.

Напрягая последние силы, Саймон сел и привалился спиной к стене. Терезина гостиная с белыми обоями, покрытыми вязью кудонских иероглифов. В углу поблескивает экран выключенного видеофона. Сама Тереза развалилась в своем любимом кресле. Выглядит неважно, как всегда перед новой операцией: синяки под запавшими глазами, расплывшееся изжелта-бледное лицо перекошено, бесформенное тело наводит на мысль о сыром перебродившем тесте, которое того и гляди полезет из кастрюли. Единственная неизменная составляющая ее облика – роскошные платиновые кудри разметались по спинке кресла, левое запястье прихвачено к подлокотнику наручниками. Посреди комнаты стоит желтокожий черноволосый шиайтианин и смотрит на Саймона с нехорошей усмешкой, а Шидала нигде нет. Значит, померещилось…

– Я в гриме, идиот! – рявкнул шиайтианин. – Твоими стараниями я приговорен к смертной казни, и теперь несколько сот агентов разыскивают меня, чтобы привести приговор в исполнение.

– Моими стараниями? – слабым голосом спросил Саймон. – Я-то здесь при чем? Неправильно обвинять других во всех своих неприятностях…

Эту фразу ему не раз приходилось слышать от учителей в школьные годы, и сейчас она показалась Саймону как нельзя более подходящей. Шидал в ответ грязно выругался по-манокарски и ударил его носком ботинка в солнечное сплетение. Саймон скорчился на полу, задыхаясь и всхлипывая.

– Неприятности у меня начались из-за твоего гениального фильма… прохвост! Я теперь изгой, я лишился имущества и общественного положения, мои жены опозорены, мой сын будет принадлежать не к третьему уровню, а к шестому! Мой отец от меня отрекся! И ты, мерзавец, называешь это «неприятностями»?!

– Я ничего не сделал… – сжавшись в ожидании нового удара, выдавил Саймон. – Я не виноват!

Шидал прав только в одном – в том, что фильм гениальный. Но зачем валить на Саймона все остальное? Манокар – отсталый мир, такие уж там законы.

– Ты думал, что имеешь дело с дураком, – продолжал Шидал, – но ты не учел того, что этот дурак двадцать лет проработал в органах безопасности и умеет находить информацию. Я узнал, что ты отправил две бандероли на Ниар Терезе Салкадо, – и вот я здесь. Не рад встрече?

– Саймон, ты сам засветился и меня подставил, – подала голос Тереза. – Ты последний!..

– Заткнись, женщина! – бросил через плечо манокарец. – Бездетная невоспитанная незамужняя шлюха, не лезь в мужской разговор!

А Саймон ощутил слабый оттенок негодования: эта предательница еще смеет упрекать его – после того, как сама же заманила его в ловушку!

– Итак, Саймон, для начала ты должен выплатить мне гонорар за участие в твоем фильме, – уже другим, деловитым тоном заговорил Шидал. – Я не собираюсь хоронить свои планы. Я пробьюсь наверх – если не на Манокаре, то здесь, во внешнем мире. Ты… еще увидишь, на что я способен! Но сейчас мне нужен исходный капитал. И ты отдашь мне все деньги, которые получил за свой… фильм, все свои ранее накопленные сбережения, а также весь мейцан – я продам его на черном рынке. Я ведь неплохо сыграл главную роль, а?