– Я могу чем-то помочь? – Я ощущаю себя совершенно бесполезной. Шарлотта от плача красная, как помидор, а легкие у нее, похоже, как у маленькой лошадки. – Ну, может, я могу что-нибудь помыть или постирать?

Глаза Элли полны слез.

– Лидия, я ничего не успеваю. Представь, что ты пытаешься заниматься ребенком, поспав всего пару часов за ночь, да и то с перерывами, а потом посмотрим, захочется ли тебе убираться.

– Давай я заварю чай?

Я осторожно нащупываю путь, пытаясь выяснить, то ли мне остаться и помочь, то ли лучше уйти.

– У меня молока нет. Дэвид купит, когда пойдет с работы, – говорит сестра и тут же смеется, и глаза у нее расширенные и провалившиеся. – Ну разве что вот это. – Она показывает на свою грудь; малышка вертится на ее плече.

– Могу сбегать купить, – предлагаю я, радуясь, что от меня может быть хоть какая-то польза. – Нужно что-то еще?

– Ага, выспаться, – громко фыркает Элли. – Поспать больше пяти минут. Или чтобы моя сестра не сбежала тогда, когда она нужнее всего.

– Элли, прости… Я не подозревала, что все так… – Я потрясена. – Скажи, что сделать, как помочь…

Она перебивает меня, нетерпеливо взмахнув рукой:

– Ты думаешь, я знала, что делать, когда умер Фредди? Как помочь тебе пережить худшее, что только могло с тобой случиться? Я тебе отвечу: нет! Ни черта не знала! Но догадываешься, чего я не сделала? Не села в самолет и не улетела в какую-нибудь долбаную Хорватию!

Я сильно задета. Мне хочется возразить, сказать, что едва ли можно сравнивать потерю кого-то с приобретением кого-то, но я молчу – сестра не в том состоянии.

– Пора купаться, – резко заявляет Элли, перекладывая малышку с одного плеча на другое. – Лучше это сделать, пока она не проголодалась снова.

По ее тону понимаю: сестра требует, чтобы я ушла.

– Могу я помочь искупать ее? – тяжело сглотнув, спрашиваю я.

Элли вздыхает, словно боевой дух покинул ее.

– Не сегодня, ладно, Лидс? Одна я быстрее справлюсь.

Поскольку выбора у меня не остается, я беру свои ключи:

– Позвоню тебе попозже?

Элли кивает на малышку:

– Лучше сообщение, на тот случай, если она заснет.

Полагаю, сообщение лучше, потому что Элли не хочет со мной разговаривать.

Когда я десять минут спустя подъезжаю к дому мамы, перед ним стоит незнакомая машина. Но я не обращаю на нее внимания, желая устроить сюрприз.

Вхожу в дом, сбрасываю у двери кроссовки и иду к кухне. И вижу полураздетую маму – в бюстгальтере и джинсах, она обнимается со Стефом, на котором нет рубашки. Моя поднятая в приветствии рука замирает в воздухе, а они отскакивают друг от друга, словно их ударило током.

– Лидия, черт побери! – Мама почти кричит, она покраснела и машинально прикрывается кухонным полотенцем.

Стеф буквально заползает под стол и появляется по другую его сторону, уже натянув джемпер (наизнанку) и держа в руке блузку моей мамы. Она выхватывает у него блузку и надевает, не говоря ни слова.

– Милая Лидия, рад снова тебя видеть, – бормочет Стеф.

И тут же проскакивает мимо меня в коридор и удирает. Я его не виню; у мамы такой вид, словно она вот-вот взорвется.

– Девять недель! – нервно кричит мама. – Девять недель ты болталась неведомо где, а потом врываешься ко мне, не потрудившись даже позвонить и сообщить, что ты вернулась?

Я таращусь на нее. Понимаю, что и мама, и Элли были расстроены, но я никак не ожидала, что они настолько плохо отреагируют на мое возвращение.

– Я просто хотела сделать сюрприз.

– Ну, тебе это определенно удалось.

– Извини, – бормочу я.

Мама вздыхает, приглаживает волосы:

– Когда ты вернулась?

– Вчера вечером.

Не рассказываю ей о том, что мой дом был холоднее обычного, когда я наконец вошла в него около шести вечера. Как и о том, что меня ждало официальное письмо от Фила: им пришлось взять человека на мое место. Или о том, что время вдали от дома что-то изменило во мне.

– Прости, что так надолго уехала.

Вижу, мама и злится на меня, и одновременно испытывает облегчение оттого, что я наконец дома.

– Ты не должна была так задерживаться! – (Я жалобно киваю.) – Видела уже сестру?

– Только что.

– Как она сегодня?

Вопрос подразумевает, что состояние Элли изменяется каждодневно. И это организованная, спокойная, надежная Элли!

– Выглядела подавленной. Малышка плакала. Я там не задержалась.

Мама фыркает. Не знаю, то ли она не одобряет меня, потому что я слишком быстро ушла от сестры, то ли недовольна Элли, то ли плачем малышки…

– Она не просто подавлена, – говорит мама. – Лидия, она борется! Ты бы знала, если бы была здесь.

Ох… Опять я виновата, ну само собой…

– Я не поняла.

– Ну конечно, – кивает мама. – Это очевидно.

Выглядит все так, словно мое долгое пребывание в Хорватии выжало из них последние капли сочувствия ко мне и смыло их в раковину.

– Прости, что помешала тебе… ну, в общем…

Мама смотрит на свою блузку и видит, что неправильно ее застегнула.

– Бедняга Стеф, – говорит она, качая головой.

– Извини…

– Хватит извиняться, черт побери! Что от этого изменится? – (Я молчу, не зная, что тут сказать.) – Ты хотя бы ела? – наконец спрашивает она.

Мотаю головой. Покупки – это следующий пункт плана; в моем буфете пусто. Мама открывает холодильник, достает полупустую стеклянную миску лазаньи и сует ее мне в руки.

– Вот. Возьми с собой.

Смотрю на миску; я до глупости близка к слезам, потому что мои самые любимые люди сегодня выставляют меня из дома.

– Спасибо, – бормочу я, а мама кивает, потом смотрит в окно. – Ладно, тогда я пошла. Зайду завтра? – (Она снова кивает, поджав губы.) – Мам, я действительно рада тебя видеть. Я скучала.

Я отворачиваюсь и ухожу, и она меня не задерживает.

Расстроенная и отвергнутая, я сажусь в машину и, когда еду к себе домой по знакомым улицам, понимаю, что действительно пришло время вернуться.

Вторник, 24 сентября

Его нет. Я наконец набралась храбрости, чтобы вернуться, но дом пуст. Дальнейший осмотр позволяет выяснить, что в холодильнике нет любимого сорта пива Фредди, а в корзине в ванной комнате – лишь мои вещи. Где же он? Мы ведь всего несколько месяцев назад поженились. Начинаю паниковать. Неужели наш спор в Нью-Йорке послужил катализатором перемен? Неужели я вызвала обвал, обрушила наше счастье и наш неоперившийся еще брак разбился о камни? Я наливаю себе сока, руки у меня дрожат, когда берусь за телефон в поисках ответов.