– А я вам что говорю?! – вторила Женя. – Из-за какого-то там мужчины дочь подставлять!

– Пусть борется за свое счастье, это лучше, чем здесь в тоске киснуть, когда Антон уже давно женат и нового ребенка сделал, – пыталась перекричать их Марина.

– И что? Если Антон там семью создал, разве можно ориентироваться на этого кобеля? – вновь вскрикнула Женя.

– Вот именно! – вторила ей Людмила Петровна. – У тебя должна быть своя голова на плечах. А этот немец тебя поматросит и бросит! Нужны ему больно русские разведенные женщины с детьми!

Казалось, еще чуть-чуть, и женщины нападут друг на друга. Юля подняла голову и увидела, что Катя стоит в дверях и слушает. Она не могла узнать теперь, как давно дочь стоит там. Все происходящее вокруг показалось ей столь подлым по отношению к ребенку, что она вскочила и процедила сквозь зубы:

– Оставьте нас с мамой вдвоем.

– Что? – удивилась Женя.

– А мне остаться? – уточнила Марина, не поверив ей.

Но Юля, не глядя ни на кого, вновь повторила твердо:

– Уйдите все в Катину комнату. И Катя тоже.

Все вышли. Словно всеми побитая, Юля сидела на диване. Она ссутулилась, а глаза ее не выражали ничего, кроме огромной усталости не только от этой ситуации, противостояния, но и от жизни в целом. Казалось, она не может больше бороться и готова смириться со всем, что ей было уготовано.

Потом она с укором взглянула в лицо Людмилы Петровны, человека, не сдающего свои позиции ни при каких обстоятельствах.

Женя стояла у окна и смотрела на белый двор, утонувший в снегу, нервно теребя кожу шеи за ушами, избегая взгляда Марины. А та, посмотрев на нее, села на кровать рядом с Катей и обняла ее. Девочка охотно прильнула к ней.

– Что сейчас будет? – промолвила Марина. – О чем они толкуют?

– Известно что, – фыркнула Катя, – мама опять уступит бабушке.

– Это почему ты решила? – засмеялась Марина.

– Она всем уступает, разве я не знаю, – ответила Катя. – Не поедем мы никуда… Сначала мама папе уступала во всем. Потом на работе не постояла за свое повышение. Хотя много раз говорила, что уволится. Потом папе обещала не отдавать квартиру, судиться с ним даже собиралась. Но все равно сдалась без борьбы, и теперь нам придется переехать в маленькую квартиру. Она всегда так делает. Слишком мягкая.

– Зря она так, – вздохнула Марина, – вам надо ехать.

После нескольких минут молчания Катя уставилась в телефон и отпрянула от нее. Как и все дети и подростки, она проводила изрядное время в смартфоне. Он заменял ей столь необходимое в ее возрасте общение, ведь она уже почти год сидела дома и ни с кем не виделась. Женя все-таки повернулась к ним, прервав свои размышления о том, что она тратит время здесь впустую, вместо того чтобы бежать как угорелая домой к своим сорванцам, брошенным на нерадивого мужа. Тут она вдруг обратила внимание на перемены во внешности Кати.

– Как же ты похорошела, как похудела, – стала хвалить ее Женя.

– Сплюнь! – Марина тут же ощетинилась, и глаза ее против воли увлажнились. В глубине души она и сама радовалась, когда видела свою любимую Катю, но старалась подавить любое восхищение, даже мысленное. Ей и впрямь казалось, что невыраженное и невысказанное ликование оградит девочку от возможной неудачи.

– А это разве не мамин телефон? – вдруг спросила Женя, укоризненно глядя на Катю.

– Да, мамин, – ответила Катя и зарделась, – она мне разрешает им пользоваться.

– Хм, – удивилась Женя, упершись руками в бока.

– Дети, – усмехнулась Марина, – подожди, и твои дорастут. Раньше мы книжки из библиотеки таскали каждые выходные, а современные дети из смартфонов не вылезут. Вот скажи, что можно там постоянно делать? – Она кинула взгляд на телефон. Катя тут же увернулась. – Ах, еще и секреты! Смешные вы. Ты там по-английски еще переписываешься, что ли? Почему свой-то телефон не возьмешь?

– Да что вы ко мне пристали, – фыркнула Катя, вскочила с кровати и положила Юлин телефон на стол. – Возьму свой.

Она достала из кармана домашних штанов свой телефон и уставилась в него, но ничего более не писала.

– С кем ты там по-английски-то переписываешься?

– На форумах иностранных с другими тинейджерами.

При слове «тинейджеры» обе когда-то не самые плохие подруги засмеялись. Когда-то и они себя торопились так называть, а теперь слово это казалось чужим.

– Жалуешься на то, что мама всем потакает? – усмехнулась Марина.

– Ага, – хихикнула Катя многозначительно.

В этот момент прозвенело сообщение на Юлином телефоне. Катя подскочила к нему в мгновение ока, чтобы прочитать. Она оглянулась как будто немного воровато на Марину и Женю, но те уже отвлеклись и не придали значения ее поступку.

Когда гостиная опустела, Юля осталась лицом к лицу с матерью. Людмила Петровна со злостью и обидой смотрела на дочь. И Юля, собравшись духом, начала говорить так ровно, словно не было всей этой полудневной войны:

– Мама, тебе…

– Никуда не пущу вас! – вскричала Людмила Петровна, перебивая ее. – Слышишь, не пущу! Не дам тебе загубить Катю!

– Мама, хватит! – повысила голос Юля. – Хватит! Тебе кажется, что если мы останемся навсегда в этой комнате, в этой квартире, не будем нигде бывать, никуда ездить, запрем ребенка на все детство, то мы остановим время, и наша жизнь замрет. А ведь тебе именно этого и хотелось бы! Именно этого… Ты хочешь, чтобы время остановилось.

– Что за бред! Какое еще время? Зачем ему останавливаться?

– Да потому что ты боишься завтра, боишься, что оно принесет еще больше поражений, чем вчера. И действительно, может, так оно и будет. Но только от нас, уж поверь, мало что зависит. Что бы мы ни делали, будет так, как будет, и никак иначе. Пора перестать жить в вечном страхе, ведь жизнь продолжается, она не может замереть, просто не может. Завтра придет, как придет и послезавтра, но пришла пора взглянуть им в глаза. Я устала жить в страхе, я так больше не могу. Страх съедает нашу жизнь. Пока мы боимся, мы не живем. Через много лет Катя исцелится или почти исцелится, но тогда мы с тобой будем минимум на десять лет старше, и наши годы уйдут. А Катя… Катя уже не будет ребенком, она станет взрослой. Мне тоже все время казалось раньше, что я должна во что бы то ни стало вернуть все в старое русло, чтобы Кате сняли инвалидность, чтобы она была вновь обычной девочкой. Что в этом и есть смысл всего. И