расширяются, когда она, без сомнения, понимает, что я делаю, и я чувствую, как напрягается мой позвоночник.

– Нова, подожди, – умоляет она, но затем звук звонка, пронзающий ночной воздух, пронзает и мое сердце.

– Возьми трубку, – говорю я так спокойно, как только могу, не обращая внимания на слезы, которые начинают наворачиваться на ее глаза.

– Нова, пожалуйста, я могу объяснить, – шепчет она, дрожащими руками достает телефон из сумки и смотрит на него.

– Возьми долбаную трубку, Мэделин, – рявкаю я, и она подпрыгивает.

Ее взгляд встречается с моим, когда она, наконец, принимает вызов.

Все еще нуждаясь в подтверждении, я выхватываю телефон у нее из рук и, конечно же, вижу свой номер под ником, который она для меня выбрала. Нет, этого не может быть. Этого не происходит. Но когда я вижу в ее глазах понимание, осознаю, что все, что у нас было, – наглая ложь.

Это действительно она.

– Все это время, – выдавливаю я, не веря своим глазам. – Все это время это была ты.

– Нова, я… – начинает она, но я перебиваю ее, прижимаясь губами к ее губам и ощущая вкус ядовитой лжи прямо с ее языка.

Я больше не хочу слышать ложь, поэтому целую ее. Терзаю ее губы, а потом еще и еще. Мои губы заявляют на нее права, владеют ею, стирают каждое слово лжи, пока между нами не остается ничего, кроме пустоты. Затем я отстраняюсь и задираю платье, в которое она переоделась. Руки срывают кружевные стринги прямо с ее тела, ткань легко рвется от моей ярости.

– Нова, – пытается она снова, и теперь мое имя в ее устах звучит как обман. Я не могу этого вынести, не могу слышать, как ее нежный голос шепчет мое имя в ночи.

– Не говори мне сейчас ни единого гребаного слова, Мэделин, – приказываю я, слишком погруженный в ее игру теней, чтобы даже мыслить здраво. На ощупь расстегиваю ремень и джинсы.

Когда я высвобождаю член, он уже твердый, с него стекает капелька спермы, – он еще не осознал ее вероломства, – и я сильнее прижимаю ее к стене, не обращая внимания на стон боли, вырывающийся из ее глотки. Провожу членом вверх и вниз по ее киске, покрытой соками. Затем одной рукой поднимаю одно из ее бедер, а другой обхватываю за горло, крепко сжимая его, пока член приближается к ее входу, и без предупреждения врываюсь внутрь. С ее лживых губ срывается еще один вздох, но я сосредоточен только на похоти и гневе. Трахаю ее жесткими, глубокими толчками, заставляя ее задницу царапаться о кирпич при каждом толчке.

– Никаких имен, – с отвращением выплевываю я. – Так ты сказала? Никаких гребаных имен.

Я качаю головой, не веря, каким же идиотом я был, что позволил этому случиться. Я позволил ей взять мою ненависть к ней и превратить ее в нечто иное, в нечто настоящее, в то, что я считал настоящим.

Ее руки обвиваются вокруг моих плеч, цепляясь за меня в поисках поддержки, пока я вымещаю всю свою злобу на ее теле. Ее влажное тепло окутывает меня, словно рай, только теперь я знаю, где правда. В конце концов, она дочь дьявола. Боже, готов поспорить, они от души посмеялись над этой ситуацией. Сначала моя мама, а теперь и я.

Моя рука сжимается на ее шее, сближая нас, и она снова притягивает мои губы к своим, для еще одного поцелуя, но это уже слишком. Она повсюду, и была все это время.

– Нова, – стонет она. Ее глаза встречаются с моими, умоляя меня прислушаться к ней, приглашая меня раствориться в океане, которым является ее взгляд, но я не буду этого делать, только не снова.

Вместо этого я выхожу из нее, разворачиваю и толкаю вниз, упершись рукой между лопаток, а затем отбрасываю ее к горе ящиков у стены. На ее кремовой заднице остались красные отметины от кирпичной стены, а также несколько черных пятен грязи, но мое внимание привлекают отпечатки пальцев на ее бедрах. Следы, которые я оставил там, следы, которые, как я думал, означали, что она моя, а я принадлежу ей.

Как же охренительно глупо.

Я снова прижимаю член к ее входу и снова с силой вхожу в нее, не обращая внимания на стон, который она издает, и вместо этого сосредотачиваюсь на том, как сжимается ее влагалище. Руки впиваются в воспаленные, красные царапины, заставляя их кровоточить. Как я и предполагал, она извивается, но не от боли, нет, ей это чертовски нравится, нравится, что я знаю, что нужно ее телу. Держу пари, ее жених понятия не имеет, как его девушке нравится, когда ее трахают вот так.

– Тебе нравится, когда тебя имеют, как грязную шлюху, да, принцесса? – поддразниваю я, а подушечки моих пальцев танцуют в ее крови, пока я грубо прижимаюсь к ней бедрами. – Посмотри на себя. Я нагнул тебя в паршивом переулке, а ты тащишься.

– О боже, – стонет она, прижимаясь ко мне, забирая все, что у меня есть, и всегда умоляя о большем, но бог ей сейчас не поможет.

Я держу одну руку на ее бедре, а другую использую, чтобы провести большим пальцем по ее задней дырочке, грубо дразня ее и заставляя Мэдди стонать еще громче, одновременно восхищаясь красным оттенком ее ягодиц. Мне нравится видеть ее кровь, слышать ее хриплые вздохи, когда она просит о большем. Я хочу, чтобы она почувствовала все это, почувствовала и вспомнила всю ту боль, что причинила мне.

Она отчаянно хочет кончить, я вижу это по тому, как она прогибает спину подо мной. А мне почти хочется, чтобы ей это не удалось. Чтобы она не испытала удовольствия, подаренного мной. Но мне это слишком нужно. Нужно, чтобы ее набухшее влагалище было влажным, жаждало меня, умоляя о большем. Вот почему я использую руку, которой трогал ее анус, тянусь и хватаю ее за волосы, полностью приподнимая ее над ящиками.

– Потрогай себя, – требую я. – Я хочу, чтобы твоя щелка сжимала мой член, пока из нее не потечет моя сперма.

– Ох, черт, – стонет Мэдди, еще сильнее выгибаясь ко мне спиной, и опускает руку, играясь со своим клитором. Ее рука грубо скользит между бедер, и по тому, как ее киска мгновенно сжимается вокруг меня, могу сказать, что она близка к оргазму.

– Вот так, принцесса, покажи мне, как сильно тебе нравится быть моей шлюхой.

Ее влагалище снова сокращается от моих слов, и я чувствую, как мой оргазм тоже приближается.

– Нова! – кричит она, извиваясь