следует называть его тем, кого я заставила сбежать. В конце концов, это все моя вина. Мысли о нем грозят снова раздавить меня, слезы прошлой ночи вновь наворачиваются на глаза, и я заставляю себя с трудом сглотнуть.

– Нет, больше ничего не происходит.

С меня хватит.

Я почти сдаюсь под тяжестью его взгляда, пока Брэд, наконец, не кивает.

– Хорошо, пусть так и остается, – он снова подходит чуть ближе, и я слышу, как из машины выходит мой брат, за которым быстро следует Хэлли, а Брэд понижает голос, приблизив губы к моему уху. – Пора заканчивать с этой хоккейной чушью и посмотреть, как играют настоящие мужчины, дорогая. На следующих выходных у нас встреча с организатором вечеринки, нужно окончательно завершить договоренности. Я заеду за тобой в пятницу в шесть, будь готова.

Торн уже садится обратно в свою машину, когда ко мне подходит брат. Клянусь, когда он смотрит на Торна, у него такой взгляд, какого я никогда раньше не видела. Брэд выезжает задним ходом с подъездной дорожки и уезжает. Когда Джош снова смотрит на меня, его взгляд по-прежнему не смягчается.

– Ты в порядке?

Я чуть не смеюсь. Конечно, я не в порядке, но все равно улыбаюсь, глядя на него.

– Конечно, я в порядке, я всегда в порядке.

Ложь на вкус еще более кислая, чем обычно, и Джош, похоже, ни секунды не верит мне, но я не задерживаюсь, чтобы это выяснить.

Направляясь к дому, я отпираю дверь и направляюсь прямиком наверх, не говоря ни слова никому из них. Потом запираюсь в своей комнате и снова даю волю слезам. Включив телефон, я не проверяю пропущенные звонки от Брэда, вместо этого мои пальцы судорожно стучат по экрану, пока не добираются до никнейма Новы. Я едва подавляю рыдания. Хочется позвонить ему, сказать, как мне жаль. Что я совершила ошибку. Что мне не следовало делать ничего из того, что я сделала. Но какой от этого прок?

Как он сказал: с меня хватит.

Я кладу телефон и плачу, пока не проваливаюсь в сон.

Глава 35

Нова

«То, что обещает виски»

На языке горчит виски. Я проглатываю его и молюсь, чтобы это была та самая ночь, когда выпивка наконец-то заставит меня забыть о ней. Что виски сотрет ее вкус с моего языка, ее отпечаток в моем сердце. Сильно сомневаюсь, что это сработает, учитывая, что я бухал всю прошлую неделю, снова и снова пытаясь выкинуть ее из головы, но, эй, попытка не пытка.

Не знаю, как я вообще оказался в подобной ситуации. Как я прошел путь от безразличия ко всем девушкам, с которыми когда-либо встречался, до безрассудной влюбленности в дочку мэра. Я никогда не хотел этого – быть поглощенным кем-то, давать другому человеку власть надо мной. Власть любить меня или, что еще хуже, причинять мне боль. Я видел, что произошло, когда отец бросил маму, а следом за ним и мэр. Она развалилась на части, ее жизнь разрушилась только потому, что они не выбрали ее. И я поклялся себе, что никогда не позволю подобному случиться со мной. И все же, вот он я, с разбитым сердцем, пьяный и одинокий.

Хотел бы я сказать, что мне все равно. Что когда я ушел от Мэдди на прошлой неделе, это никак на меня не повлияло. Что с тех пор я о ней не вспоминал. Но это было бы ложью. Она причинила мне боль, да, и я тоже причинил ей боль, но проблема не в этом. Проблема в том, что мне не все равно, что я причинил ей боль. Мне должно быть плевать, я не хочу переживать, но с той ночи, как она встала передо мной на колени, что-то внутри меня изменилось, когда речь заходит о Мэделин Питерс. Похоже, теперь у меня появилась эта глубоко укоренившаяся потребность в ней. Как будто она отравила меня привязанностью, и теперь сама ее сущность окутывает мою душу.

На смену злобным колкостям и подлым насмешкам пришла дикая одержимость и стертые в кровь губы. Только вот теперь и этого нет. Дикая одержимость превратилась в сладкую ложь, а стертые в кровь губы – в израненную душу. Привязанность стала горькой и холодной, и образ Мэдди, стоящей на коленях, испорчен ее связью с другим мужчиной, который хочет удержать ее при себе. Мужчиной, от которого, как мне казалось, я спасал ее в ту ночь, когда проводил домой. На самом деле мне нужно было спасаться самому, уйти прочь, и тогда ничего из этого не случилось бы.

Когда дверь распахивается, и по деревянному полу раздаются тяжелые шаги, я слегка вздрагиваю, отвлекаясь от одержимых, отчаянных мыслей, и встречаюсь взглядом с соседями по комнате. Рейн и Харпер обмениваются обеспокоенными взглядами, а мой лучший друг выходит вперед и раздраженно смотрит на меня.

– Ты пропустил тренировку, – медленно произносит он, прежде чем понизить голос и добавить. – Снова. Тренер в бешенстве.

Я пожимаю плечами, делая вид, будто его слова меня не трогают. Мне неприятно осознавать, что я разочаровываю тренера и подвожу команду, но в эту секунду я хочу просто перестать существовать.

– Судя по всему, он тоже, – вмешивается Рейн, проходя дальше в гостиную и оценивая беспорядок вокруг места, с которого я не сходил уже несколько дней. Когда он подходит ко мне, то натянуто улыбается. Он слишком хорошо знает, что я потерял, ведь сам испытал это на себе. Не обращая внимания на гнев, который вспыхивает в моем взгляде при одной только мысли об этом, он спрашивает: – Хочешь чашку чая?

Харпер смеется, поскольку наполовину британская сторона Рейна всегда вызывает у нас веселье. Арчер возмущается:

– Конечно же, он не хочет чашку гребаного чая, Александр, у него сердце разбито.

Рейн кивает, убирая мусор с кофейного столика и опуская на него свое огромное тело.

– Я знаю, но пить в одиночестве просто… грустно.

Арчер остается стоять, – он слишком брезгует к чему-либо притрагиваться, – а Харпер беспомощно добавляет:

– К тому же вонять тут начинает, скажем так, знатно.

– Можете свалить в любое время, – усмехаюсь я.

Я хочу отхлебнуть еще виски, но потом понимаю, что бутылка в моей руке пуста. Я бросаю ее на пол и разминаю пальцы в поисках другой.

– Послушай, Нова, – выдыхает Арчер. – Я знаю, она тебе очень нравится, но это нужно прекратить, пока…

Я прерываю его.

– Она мне больше, чем просто нравится, Арч, – впервые признаюсь я вслух, и наступающая тишина