Посвященные слушали затаив дыхание. Они думали, что в своем самоубийственном критицизме по адресу СС Франк сам подставляет себя под удар, и нет спасения человеку, который бросил вызов Гиммлеру. Франк с кафедры воззвал к Гитлеру: «Фюрер, защити закон и законников».

Гитлер ответил на это по-своему. Он лишил Франка всех партийных чинов и уволил с должности министра. 24 августа 1942 года Франк подал в отставку с поста генерал-губернатора. Однако тут происходит курьезная вещь. Может быть, из уважения к храбрости старого товарища по оружию, а скорее опасаясь чрезмерного усиления полицейской машины, Гитлер разрешил Франку остаться на своем посту в Кракове. Он и оставался там до 1944 года, фактически до того, как его повели на виселицу в Нюрнберге. Зато его эсэсовские противники ушли еще раньше. Глобочника убрал с его пути Гиммлер – за такие дела, которые даже рейхсфюреру казались слишком постыдными. Получил отставку и Крюгер, а он был так уверен, что станет преемником этого шаткого Франка.

Гиммлер должен был смириться с некоторым уроном для своего престижа. Впрочем, фюрер не дал ему времени для пережевывания своих обид. Его ждало новое задание, в сравнении с которым расправа с Польшей выглядела лишь увертюрой. Рейхсфюреру СС было поручено уничтожение евреев в Европе.

11 ноября 1941 года Феликс Керстен записал в своем дневнике: «Гиммлер крайне подавлен. Он только что из канцелярии фюрера. Я провел сеанс. На мои настойчивые расспросы, что все-таки с ним происходит, он сказал, что „планируется уничтожение евреев“. Вот так конфидент и массажист Гиммлера впервые услышал об „Окончательном решении еврейского вопроса“. Он ужаснулся и тут же стал резко высказываться против этой бесчеловечной затеи, но Гиммлер, обычно столь разговорчивый, оказался на удивление замкнутым.

Запись от 16 ноября: „В последние дни я не раз пытался завязать разговор о судьбе евреев. Вопреки всем своим привычкам, он лишь молча меня выслушивал“. Но год спустя, 10 ноября 1942 года, Гиммлер все-таки распустил язык: „Ах, Керстен, я вообще не хотел уничтожать евреев. У меня были совсем другие планы. Но этот Геббельс… все на его совести“. И рейхсфюрер начал рассказывать: „Несколько лет назад фюрер приказал мне избавиться от евреев. Им следовало предоставить возможность захватить с собой имущество и ценности. Я положил начало и даже наказал кое-кого из своих людей за эксцессы, о чем мне докладывали. Но в одном отношении я был непоколебим – евреев в Германии быть не должно! До весны 1940 года они еще могли беспрепятственно покидать Германию. Потом верх взял Геббельс“.

На вопрос Керстена: при чем здесь Геббельс? – Гиммлер ответил, что по убеждению Геббельса еврейский вопрос можно решить только путем полного истребления евреев: пока жив хотя бы один еврей, он всегда будет непримиримым врагом национал-социалистической Германии, поэтому жалость или гуманность к ним не должна иметь места».

Этот разговор с Гиммлером, аккуратно записанный прилежным летописцем Керстеном, не укладывается в ту картину истоков «Окончательного решения», которая сформировалась у современников Гиммлера, как и у большинства людей в послевоенном мире. Уничтожение европейских евреев настолько тесно связано с черным орденом, что, возможно, и через столетия буквы СС будут ассоциироваться именно с этим злодеянием. Следует естественный (но и превратный) вывод, что участники этого величайшего в истории массового преступления были также его подстрекателями и организаторами.

Первый шеф гестапо Рудольф Дильс заявлял после войны, что «Окончательное решение» созрело в голове Гиммлера и Гейдриха где-то в 1942 году. Начальник отдела переводчиков германского МИДа Пауль Шмидт тоже был убежден, что эта мысль «исходила от группы Гейдриха – Гиммлера – Штрайхера». Этот тезис приняли даже серьезные историки. Так, Леон Поляков считает, что Гейдрих первым среди высокопоставленных нацистов спланировал уничтожение евреев, причем эта идея была у него еще до начала войны. Американец Генри А. Зейгер придерживается мнения, что Гитлер и Геринг утвердили план «Окончательного решения» только в 1941 году и именно по предложению Гейдриха.

Эта теория не имеет под собой твердого основания. Она проистекает из самоочевидного соображения, что люди, столкнувшие миллионы евреев в пучину крови и садизма, не могли за одну ночь превратиться из мирных граждан в массовых убийц. Иными словами, идея истребления евреев сидела в сердцах и головах эсэсовцев еще до того, как поступил соответствующий приказ. Имеются, однако, указания, ведущие к другому заключению, – мысль об убийстве евреев возникла где угодно, но отнюдь не в коридорах СС.

Гитлеровское решение должно было быть принято в начале лета 1941 года, но не удалось обнаружить ни одного более раннего документа какой-либо эсэсовской организации, предусматривающего физическое уничтожение европейских евреев. Еще в своем знаменитом майском меморандуме 1940 года, касающемся чужеземного населения, рейхсфюрер СС декларировал отказ от «большевистских методов физического истребления какого-либо народа из внутреннего убеждения», назвав их «чуждыми германскому духу и вообще неприемлемыми».

Одного бесспорного факта достаточно для опровержения теории о первенстве Гиммлера при разработке этого плана, а именно: гитлеровское «Окончательное решение» фактически перечеркнуло проводимую эсэсовцами в течение нескольких лет линию на изгнание (официально: «выселение») евреев из Германии. А это была совершенно другая политика. Да, жестокая и безжалостная, но понятие физического уничтожения – по крайней мере до начала войны – в ней отсутствовало. Сотрудники еврейских отделов СС приходили в ярость от грубой травли евреев, начатой гауляйтером-антисемитом Юлиусом Штрайхером с его еженедельным листком «Штюрмер». Даже после того, как охранные отряды превратились в главный карательный инструмент нацистской диктатуры, руководители СС предпочитали держаться собственной линии в еврейском вопросе, отличной во многих отношениях от примитивного антисемитизма партии. Хотя они, естественно, тоже подписывались под тезисом, что евреи – это некое пятно на человечестве и воплощение зла; они соглашались с замечанием председателя Высшего партийного суда рейхсляйтера Вальтера Буха: «Еврей – не человек, это своего рода плесень».

Для СС антисемитизм стал постулатом веры в годы всемирного экономического кризиса. В начале 30-х годов в ряды охранных отрядов влились не нашедшие себя в жизни молодые парни из крестьянства и низов среднего класса; в евреях они видели причину своих бед.

Следующее поколение унаследовало их социально окрашенный антисемитизм, но в их сознании преобладал еще более извращенный вид юдофобии, выразившийся в социал-дарвинизме. Последователи этого течения считали, что законы естественного отбора и борьбы видов за существование можно использовать и в государственной политике.

Более чем любая другая нацистская организация, черный орден был привержен теории, надерганной у Дарвина и приспособленной к своим целям, что с помощью естественного отбора можно «улучшать» и развивать наиболее ценные характеристики нации. Для расистских мистиков из СС существовал только один критерий ценности – нордическая германская раса.