Аркадий сунул руку за отворот шинели, достал часы на длинной цепочке, откинул крышку, поднес циферблат к жидким огонькам свечей:

– Почти двадцать два…

– Господь всемогущий! Ну, отцы-командиры, мать вашу! Хоть бы словом кто обмолвился! Как я им за два часа полк в походные порядки построю, приму дивизию и двину на Млынок? По мановению волшебной палочки, что ли?!

Громко ругаясь, Белолипецкий выскочил из землянки.

– Вестовой! – заорал так, что услышали его, наверно, в самой дальней траншее. – Начальника связи немедленно в штаб дивизии за приказом! Полку общий сбор. Быстро!

Пока унтер-офицеры, матерясь, выгоняли сонных солдат из окопов и землянок, связист успел сгонять в штаб, откуда минут через двадцать принес приказ о прорыве. Выяснилось, что начальник дивизии попросту забыл отправить столь важное распоряжение в единственный оставшийся у него полк. Начальника дивизионного штаба забрали командовать арьергардом. Там же находился и штабной начальник связи. Генеральского адъютанта вообще услали неизвестно куда. А без них начальник дивизии оказался как без рук. Прям не генерал, а беспомощный котенок.

В походную колонну полк с шестью батареями артбригады смог с горем пополам построиться никак не раньше полуночи. И длинной змеей потянулся в кромешной тьме на север, перемалывая в кашу талый снег на лесной дороге, обходя занятые германцами высоты. За мелкой речушкой с чудом уцелевшим после боев мостом взяли направление на Млынок.

Опаздывали безнадежно. И вылилось это в столпотворение в лесу.

На полпути к фольварку нагнали неторопливо бредущую артиллерию другой дивизии, чья пехота ушла далеко вперед. Узкая лесная дорога была сплошь запружена пушками на передках, подводами да снарядными ящиками. Пришлось медленно пробираться по сторонам артиллерийской колонны, чтобы ее миновать.

Оказалось, это не так просто. В кромешной тьме, по размочаленному грунту, перемешанному с мокрым снегом, часто в гору, где по гололеду, а где по снежным наносам и провалам – через весь этот кошмар тянулись орудия, повозки и люди. Лошади падали, рвались постромки, ломались дышла, создавая затор. Тех, кто был вынужден остановиться, кое-как обходили. Виновники же, исправив поломку, снова пускались в путь, пытаясь нагнать свои части. В результате колонна перемешалась, представляя собой толпу беспорядочно движущихся войск. Пушки, люди, парки, лошади, зарядные ящики, снова пушки, снова люди…

Давали о себе знать и голод, и бессонница, и усталость, отнимая последние силы у солдат и офицеров. Многие спали на ходу или валились в снег, стоило застопориться движению, и тут же засыпали. Приходилось расталкивать, ставить на ноги, заставляя идти дальше.

Липкий сон цеплялся и к Белолипецкому. Пару раз полковник чуть не упал с лошади, которая тоже порядком измоталась и начала спотыкаться.

– Как думаете, Валериан Ерофеевич, – подал голос ехавший рядом Белоногов, – не будут ли немцы водить нас по Бранденбургу на цепи?

Полковник нервно дернул головой, посмотрев на товарища. Лица в темноте не разглядел. Да и в глазах стоял туман, а в голове сплошной кордебалет.

– Дело, кажется, к тому идет, – пробурчал недовольно.

Лишь под утро, часам к шести, Белолипецкий, двигаясь в голове колонны, добрался-таки до фольварка. Начинало светать, и в ожидании, когда его полк просочится следом сквозь всю эту мешанину на дороге, командир решил осмотреться.

Млынок был хозяйством небедным. Отдельно высился большой каменный дом владельца. Широкий двускатный козырек над входом поддерживали четыре круглые, искусно вырезанные из дерева колонны. Чуть в стороне тянулись длинные, приземистые амбары и скотники, тоже каменные. Рядом два бревенчатых барака. Вероятно, жилье для работников. Но главное – это глубокие, добротные погреба, отделанные камнем. Хорошие убежища при артобстреле.

В одной из комнат хозяйского дома полковник с удивлением наткнулся на генерала Чижова, командира второй бригады 29-й дивизии. Тот полулежал на диване, поглаживая забинтованную ногу.

– Михаил Иванович? Вы же авангардом командуете…

– Да, да, полковник. Только я понятия не имею, где сейчас мой авангард и что с ним сталось, черт подери! – Он с жаром хлопнул широкой ладонью по спинке дивана, выбив облако пыли. – Я полагал, что все три полка давно ушли вперед. Собирался догнать замыкающий, но здесь его не встретил. Послал казака в разведку. Он тоже никого не нашел. Тогда мы двинулись на Старожинцы, а там немецкий заслон. Нас обстреляли, и вот… Ранен. Пришлось вернуться. Замыкающий полк моего авангарда, оказывается, отстал и только потом начал подходить. Представляете?

– Очень даже представляю, ваше превосходительство, – хмыкнул полковник. – Я получил приказ о прорыве за два часа до начала. Мой полк на тот момент еще был рассредоточен по вчерашней позиции.

– Боже, – простонал Чижов. – Мы погибли…

– Мы давно погибли. С тех самых пор, когда соседи справа и слева откатились назад.

– Ваша правда… Слышали, что всех раненых передали германцам?

– Нет. Когда? – Для Белолипецкого это было новостью.

Конечно, ему известно, что большая часть лазаретов и перевязочных отрядов захвачены противником, а последние медикаменты и бинты давно израсходованы. Раненых – и русских, и немцев – оставляли по деревням на попечение местных жителей. Одному старосте полковник передал для этого все свои личные сбережения – последние сто пятьдесят рублей.

Те же, кого везли с собой, лежали в лесу как попало, под открытым небом, без перевязок. Многие нуждались в немедленной операции. Среди них два командира полка и несколько германских офицеров.

– Командующий приказал сформировать санитарный обоз, – продолжал Чижов. – Вчера его направили к немцам в сопровождении раненых пленных, с фельдшером и под флагом Красного Креста. С ними передали записку командующего, где он просил взамен возврата пленных пропустить наших в Гродно или хотя бы в ближайшее расположение русских войск.

– Ответили? – скептически поинтересовался Белолипецкий.

– Как же. Держи карман шире. Немцы по нам уже тризну справляют, заранее празднуя победу. Было бы глупостью надеяться на их великодушие.

– Тогда зачем?

– А вдруг… Раненым все одно помирать. Да и нам тоже…

Помолчали, слушая доносившийся с улицы шум движения войск. Генерал запрокинул голову и, казалось, уснул.

Белолипецкий негромко прокашлялся:

– Не подскажете, какова обстановка на этот час? Германцы где?

– Не знаю, – не открывая глаз, помотал головой Чижов. – Ничего не знаю. Пока прибывает мой замыкающий полк, отправляю всех на Старожинцы. Видели, что там, на дороге, творится?

Полковник молча кивнул, совершенно упустив из виду, что генерал на него не смотрит. Спохватился, сказав:

– То же, что и в лесу.