– Так что ты говорила о новом законе? – спросила Малика, заталкивая листок под манжету.

– Ракшадам запрещено выдавать себя за других людей, придумывать себе имена и род занятий. Наказание суровое. – Фейхель высунула язык и чикнула двумя пальцами, как ножницами.

Малика вцепилась в пуговицу на лифе платья. Иштар выполнил её просьбу! Но к Кенеш никто не пришёл с признанием: значит, лживую служанку заранее удалили из дворца. Или успели отрезать язык… Как показали последние события: машина дворцовых интриг и заговоров работает на полную мощь и убирает с пути неугодных людей.

Через час Малика стояла перед огромным белым домом. От большой чёрной двери, инкрустированной слоновой костью, её отделял двор, огороженный кованой решёткой. Со стен дома на Малику взирали каменные всадники, кони и птицы, распластавшие крылья под серебристой крышей. Вроде бы миролюбивая картина, но ещё ни разу барельефы не производили столь гнетущее впечатление. На ум пришли чьи-то слова: «В рай ведёт калитка, в ад – врата». Парадные двери походили на врата, охраняемые бездушными творениями скульптора.

Оглянувшись на воинов-носильщиков, Малика нажала на кнопку звонка. Вышедший на крыльцо слуга крикнул, что хозяина нет дома, но увидев знак шабиры на груди Малики, сошёл со ступеней и распахнул калитку. Выслушав просьбу, повёл нежданных гостей по аллее, бегущей между домом и глухим каменным забором. Обогнув угол, Малика увидела в глубине сада строение. Всё, как во дворце: кубары живут в хоромах, для жены построена отдельная будка.

Однако вблизи жилище супруги не выглядело будкой. Стены, украшенные сетчатой лепниной, были увиты ползучими растениями с нежно-розовыми цветами. Кое-где на земле лежали сорванные ветром побеги, напоминая о ночной буре. Но этот беспорядок создавал иллюзию единства здания с природой.

Малика помыла ноги в мраморной чаше в виде ракушки. Оставив слугу и воинов в саду, переступила порог дома и очутилась в просторном помещении. Сквозь витражные окна просматривались затушёванные контуры деревьев; их тени нежились на мягком ковре. В невидимые щели просачивался пересвист птиц.

Из арочного проёма появилась служанка. Исполнив перед шабирой раболепный ритуал – ползание на коленях и ощупывание её лодыжек, – сообщила, что госпожа отдыхает и не сможет выйти. Малика опешила – а где же уважение к важной гостье?

– Я подожду, – сказала она, и присев за столик, открыла лакированную коробку.

То, что находилось внутри, отвлекло от беспокойных мыслей. Малика крутила в руках маленькие картонные пластинки с различными выемками, пытаясь сложить рисунок. По небольшому собранному фрагменту уже было понятно, что перед ней натюрморт: вот часть яблока, это виноградина, а это ножка вазы.

Услышав шуршание ткани, Малика оторвалась от увлекательного занятия. В арочном проёме сидела женщина, похожая на куклу, одетую в широкое чёрное платье и чёрную чаруш. Такую куклу – только в цветастом платьице и без головной накидки – Малика видела в трактире, где они с Адэром как-то остановились на ночлег. Куклой закрыли чайник, чтобы не остыла вода. Малика даже из любопытства пощупала яркую пышную юбку – под ней находился толстый слой ваты, прошитый армированной нитью.

– Ты Самааш? – спросила Малика.

– Да, это госпожа Самааш, – ответила служанка вместо хозяйки, стоя на коленях за её спиной.

– Я не тебя спрашиваю. Оставь нас.

Служанка торопливо поднялась и скрылась за углом.

– Ты Самааш? – повторила Малика.

Женщина кивнула.

– Сними чаруш.

Женщина не пошевелилась.

Приблизившись, Малика опустилась перед хозяйкой на колени:

– Я принесла тебе письмо, но хочу удостовериться, что ты именно та, за кого себя выдаёшь. Пожалуйста, сними чаруш.

– От кого письмо? – прозвучал сдавленный голос.

Малика расстегнула на шее женщины золотой зажим, выстланный россыпью сапфиров. Отложив его в сторону, стянула с головы накидку и отшатнулась. Лицо было покрыто синяками и застарелыми шрамами. Разбитые опухшие губы занимали место от носа и до середины подбородка, в глазах алели лопнувшие капилляры.

– Что с тобой сделали? Самааш… милая… Кто с тобой так? – пробормотала Малика и, придвинувшись к женщине, принялась её ощупывать. – Руки-ноги целы? Рёбра… – И окаменела: её ладонь легла на округлый тугой живот.

Самааш дотянулась до чёрной чаруш и накинула её на голову:

– Теперь ты дашь письмо?

– Где твоя комната? – Вскочив, Малика закричала: – Где её комната?

Вместе с появившейся служанкой помогла хозяйке добрести до спальни.

– Ванная там, – проговорила Самааш, указав подрагивающими пальцами на боковую дверь.

– К чёрту! – рявкнула Малика и, втолкнув Самааш в комнату, приказала служанке принести томатный соус или какое-нибудь варенье.

Служанка притащила баночку с кроваво-красным джемом. Вывалив жижицу себе в левую руку, Малика поставила отпечаток ладони на внешней стороне двери. Хотела прижать ладонь и к внутренней стороне, но подумала: вдруг её не выпустят из дворца, а Самааш не рискнёт выйти из запечатанной спальни.

– Никому не открывай, – сказала Малика, стиснув женщине плечи. – Ты слышишь? Что бы тебе ни говорили, никому не открывай!

Через десять минут она тряслась в паланкине, выкрикивая в окно:

– Быстрей! Вы ползёте как сонные мухи. Быстрей!

Воины поставили паланкин перед парадными входом во дворец – так приказала шабира. Малика взлетела по ступеням – караул едва успел распахнуть перед ней двери. И закрутилась посреди вестибюля, заставленного крылатыми жеребцами: лестницы, двери, пустые дверные проёмы…

Заметив на лестничном пролёте воина, приказала провести её к хазиру. Воин переступил с ноги на ногу.

– За неподчинение шабире… – начала Малика.

– Иди за мной, – прозвучал за спиной голос.

Пожилой человек, облачённый в шёлковую рубаху навыпуск и плотные штаны, заправленные в короткие сапоги, повёл Малику по боковому коридору, явно стараясь избежать встречи с обитателями дворца.

Миновав несколько поворотов и поднявшись по лестнице, указал на нишу, задрапированную синим бархатом:

– Третья дверь справа. – И быстро ретировался.

– Забери её! – прокричала Малика, влетев в кабинет хазира.

Иштар сидел на полу за столиком на низеньких ножках и держал в руке белое лебединое перо с отточенным концом. Рядом с ним стоял, согнувшись пополам, Хёск и раскладывал на столе листы.

– Твоё поведение недопустимо даже для шабиры, – холодно проговорил Иштар и, откинув крышку золотой чернильницы, обмакнул перо. – Я сейчас же прикажу казнить караульных.

– Прошу! Забери её!

– О ком ты говоришь?