никоим образом, потому что запросто могу лишиться адвокатской практики. – Сильвия замолчала. Казалось, она ждет какой-то реакции от Грейс, но та не понимала, какой именно.

– Мне нельзя терять работу. Я мать-одиночка.

Она снова помолчала. Грейс все так же просто смотрела на нее.

– Грейс, ты хочешь, чтобы я продолжала?

– Ах, ну, да, – наконец дошло до Грейс. – Теперь я поняла. Нет, я не поступлю так с тобой.

Сильвия вздохнула.

– Вот и хорошо. Он приходил ко мне всего один раз. Ему не понравился мой совет. Я сказала, что будет лучше, если он извинится перед администрацией больницы и примет любые их условия, что бы они ни предложили. Хотя бы для того, чтобы не допустить немедленного увольнения. Но оказалось, что он задумал совсем другое.

– И что же… он задумал?

– Он хотел подать в суд на своих начальников. Утверждал, что один из них был плагиатором, а другой – педофилом. Хотел, чтобы я донесла до них, что он обратится в прессу, если они будут настаивать на слушании дела о его проступках. Полагал, что платит мне именно за это и я сделаю это для него. Впрочем, такие заблуждения среди моих клиентов – отнюдь не редкость, – сказала Сильвия, будто пытаясь казаться очень доброй. – Но даже если у него и были какие-то доказательства, даже если это и было уместно, учитывая его обстоятельства – а скорее всего, нет, – в моей практике такого еще не бывало, и у меня не хватило бы мужества все это исполнить. Когда чистишь зубы, надо смотреться в зеркало. Понимаешь?

Грейс кивнула, явно теряя нить повествования. Кто же оказался плагиатором? Может быть, Робертсон Шарп Третьесортный? Трудно было поверить, что Джонатан, ругая Робертсона Шарпа Третьесортного, ни разу не упомянул о таком вопиющем злодеянии, как плагиат, которое к тому же очень легко доказать.

– Я просмотрела все бумаги, которые он мне предоставил, и сказала ему так. «Тут очень многое против вас. Даже больше, чем требуется для вашего увольнения. Вам надо обратиться к ним с мольбой дать вам возможность реабилитироваться…»

– «Реабилитироваться»! – чуть ли не во весь голос закричала Грейс. – Но почему?

– И сделать все, что они потребуют, – отчеканила Сильвия. – Что бы они ни придумали, только чтобы в формулировке присутствовало слово «нетрудоспособность». Это стало бы идеальным выходом. И они предлагали ему что-то вроде этого, но он даже не стал рассматривать их вариант. Он сказал мне… – Сильвия запнулась, набрала в легкие воздуха, подняла свою кружку, потом вспомнила вкус содержимого и поставила назад. – Вообще-то… – начала она, стараясь все подать так, чтобы ее слова прозвучали, скорее, язвительно и не привели Грейс в ужас. – Он меня послал… Но надо учесть, что он был страшно взвинчен. Я от всей души пожелала ему удачи.

Грейс прищурилась так, что глаза превратились в щелочки. Надо прекратить бесконечно извиняться.

– Я даже не знаю, чем закончилось то слушание, – призналась Сильвия.

– Если верить полиции, его уволили, – со вздохом выдала Грейс. – До прошлого вечера я ничего об этом не знала. Все эти месяцы… – Она перевела дыхание. – Похоже, муж врал мне, утверждая, что проводит дни на работе. – Звучит как-то неубедительно, подумала Грейс. Наверное, это были самые неубедительные слова, которые она когда-либо произносила. – Я ничего не знаю. Не представляю, как мне все это пережить.

– Ну что ж, позволь тебе помочь, – искренне предложила Сильвия. – В любом случае, я могу попытаться. Итак, слушай, потому что мне надо кое-что тебе сказать. Первое и главное. Если ты знаешь, где он, – скажи им.

Грейс отчаянно мотнула головой.

– Не знаю. У меня даже предположений никаких нет. И это я им уже говорила.

В этот момент вернулся официант. Будут ли они еще что-нибудь заказывать? Сильвия попросила принести счет.

Когда он снова удалился, она сказала:

– Очень важно, чтобы ты с ними сотрудничала. Как только они убедятся, что ты в этом деле никак не замешана, с тобой начнут обращаться мягче во всех средствах массовой информации.

– Хорошо, – согласилась Грейс, хотя ей была неприятна одна только мысль о «сотрудничестве» с Мендозой и О’Рурком.

– И вот еще что. Самое важное, что ты сейчас сможешь сделать, это убраться с их пути и убрать своего ребенка. – Сильвия подалась вперед, отодвигая в сторону полную чашку кофе. – Джонатан, какие бы ни были у него на то причины, здесь не остался. Так что он пропустит все представление. А начнется оно уже сегодня вечером. Или завтра, но это самое позднее. Поскольку ты здесь, главной звездой быть тоже тебе. Бери Генри и бегите туда, где можно спрятаться. Куда-нибудь за пределы Нью-Йорка.

– Почему за пределы Нью-Йорка? – переспросила перепуганная Грейс.

– Потому что сейчас эта история принадлежит Нью-Йорку. А так как она чисто нью-йоркская, телевизионщики и газетчики из других городов не очень сильно ею заинтересованы. Ну, а Нью-Йорк вряд ли начнет высылать свои бригады, скажем… ну, не знаю… в Аризону или Джорджию. Во всяком случае, не из-за супруги. Ради мужа, да, но пока этот вопрос не актуален. И сейчас ты не о нем должна думать.

Грейс почти все поняла, кроме последнего, и попросила разъяснить.

– Я хотела сказать, что когда его найдут – а его обязательно найдут, – это дело всплывет повсюду. А ты просто… пережди пока бурю где-нибудь в спокойном месте. – Сильвия помолчала, потом спросила: – Я забыла, у тебя родители есть?

– Отец.

– Братья, сестры?

– Нет.

– Близкие подруги?

Грейс тут же подумала про Виту. Но она не разговаривала с Витой целую вечность. А больше никого не было. Как же так получилось?

– В общем, нет. Всегда были только…

«Я и Джонатан». Вот что она собиралась сказать. «Джонатан и я». Они были вместе уже почти двадцать лет. Кто сейчас живет вместе по двадцать лет? Кто еще способен поддерживать такие же долгие браки времен их родителей? Старшее поколение наслаждалось своими половинками. Это поездка старых и малых в Африку на сафари, это веселые семейные праздники за городом у озера или где-нибудь на морском побережье, и даже шумные вечеринки в честь знаменательных дат. Кто сейчас ценит все это? Наверное, только психоаналитики, специализирующиеся на сохранении браков. Вот о чем уныло размышляла Грейс.

– Но… – начала она и не договорила, подумав о своих пациентах. Она не могла вот так запросто бросить их. Это было непозволительно. И неэтично. Как же Лиза, и ее пропавший муж, и растерянные дети? А Сара и ее озлобленный сценарист-неудачник, который все же соизволил вернуться? Грейс несла за них ответственность. А как же ее книга? Что