и совесть) корила меня за то, что я снова позволяю ему такие вещи.

То есть, понимаете…

Спать со мной, а быть обрученным с другой — это разве нормально? Что же я делаю?

С другой посещать публичные места, а меня прятать под одеялом — это тоже нормально?

Я все чаще задаюсь вопросом: а ЧТО же не может простить без ума влюбленная женщина?

Я позволяю все это дерьмо, закрываю глаза. Наивная и влюбленная дурочка. От Кая можно ожидать чего угодно. К тому же… если верить папке, он болен. И это очень пугает. А если он вдруг раз и навсегда превратится в маньяка-Деймона? Навсегда. Без прояснений. Без вот таких вот мгновений счастья.

Я ждала результата одного из кастингов, когда получила сообщение от Анджелины: «Джейме сегодня отвезет меня к вам. Я счастлива, фея» — расплылась в улыбке, пряча телефон.

И тут же пришла горечь, сдавившая грудь: как долго мы с Каем еще будем играть в семью?

Это новый уровень его игры или реальность? Перепутье… пусть случится то, что подскажет мне, как действовать. Как дальше быть?

И это, бл**ь, случилось.

Кай. Флешбек. Каю 6 лет

Меня совсем недавно выписали из больницы. Я даже не помню день своего шестого дня рождения. Но дышать до сих пор больно. Врач сказал, что со временем это пройдет.

Но боль не проходит, не становится меньше.

Мама прячет глаза. Папа постоянно извиняется и говорит, что я самое ценное, что у него есть.

В его взгляде — вина. В моем — ненависть. За то, что груб с мамой. Никогда не буду бить свою подружку…

Мамочка сказала, что я скоро уеду в город, где дома такие высокие, что теряются в облаках. Где крыши упираются в небо. Там тоже есть океан, но бывает очень холодно. Мамочка пообещала, что я увижу снег. Я очень обрадовался этому, ведь я видел снег только в своем любимом фильме — в том самом, где мальчик остается один в Рождественскую ночь.

Он бы был мне отличным другом… Просто… он такой же, как и я. У него большая семья, которая его любит, но при этом он в ней совершенно один. Понимаю его.

Я забываю некоторые вещи. Могу идти по улице и сам не заметить, как оказался в другом месте. Мне нельзя гулять одному, но мама с папой могут даже не заметить моего отсутствия, когда ругаются или наоборот… не могу объяснить, чем они занимаются.

Я не помню почти ничего с той ночи в террариуме. Но… что-то внутри меня душит и гложет. Особенно, когда я, как сейчас, смотрю в зеркало и вижу на своем лице уродливые синяки.

Кошмарные. Синие. Большие.

На шее у меня огромный красный след. И дышать до сих пор больно. Я стал еще уродливее, и теперь, когда подготовительные курсы к школе закончатся, и я пойду в младшую школу… У меня снова не будет друзей.

Я смотрю в зеркало — долго и пристально.

Я хочу, чтобы этого не было. ЧТОБЫ ТОГО ДНЯ НЕ БЫЛО! Я его не помню… да, не помню.

Хочется плакать, когда страшные воспоминания щекочут нервы… нет. Не хочу вспоминать. Это случилось не со мной. Но откуда на моем теле эти ужасные следы? Даже мой братик Коул плачет, когда видит меня.

Представляю… Представляю… Представляю…

И шрамы исчезают с моей шеи. Красное кольцо на коже рассасывается, словно я супергерой.

Я поднимаю футболку — на ребрах больше нет жутких следов, словно меня запинали тяжелым ботинком.

Мне хочется быть кем-то другим. Кем-то, с кем мог бы подружиться я сам.

Поднимаю взгляд на свое лицо — на нем больше нет отметин, фингалов и гематом. Мои волосы — светлые, как у… Немезида[1]. Точно.

Пусть будут светлые. И я не хочу эту родинку на скуле, она привлекает внимание. К синякам.

Я меняюсь прямо там, в зеркале. Воображая, придумывая. Сажусь в кресло напротив отражения, потому что стою довольно долго.

Этот мальчик со светлыми волосами улыбается мне — его улыбка кажется мне хитрой. И я улыбаюсь ему в ответ.

— Я Деймон, — говорит он, и я понимаю, что это произносят мои губы. — А ты кто?

— Меня зовут Кай.

— Ясно, — мальчик пренебрежительно ведет плечом, но глядит на меня с интересом. — Ты моя копия.

— Нет, ты моя копия.

— НЕТ, ты моя копия!

— НЕТ, это ТЫ моя копия!

— Ты хоть знаешь, что такое копия? Это неважно. Мы — одна команда, — произносит отражение, и у меня в животе зарождается какая-то бешенная радость. От того, что я не один.

Я слышу плач ребенка в соседней комнате. Коул. Я обожаю своего маленького брата, но ждать пока он подрастет и начнет со мной разговаривать и играть, просто невыносимо.

Пока я лишь могу наблюдать за тем, как он разбрасывает овсянку по столу за завтраком…приходиться убирать за ним, хотя это может сделать мама, няня или наша домработница.

Но и мне не трудно. Коул не разговаривает. Мама переживает по этому поводу, но я не понимаю ее. По-моему, все отлично понятно по его глазам — глубоким и серым. Они завораживают меня, и мне кажется, будто я понимаю и чувствую брата без слов.

Чувствую, что тоже нравлюсь ему. Ему бы только немного подрасти…

— А это кто? — теперь я ощущаю внутри себя какие-то новые силы и обращаюсь к Каю — к мальчику в отражении. Мы словно меняемся местами. Мой сломленный и избитый клон. Но я спрашиваю не про него, а про другого паренька. Кай из отражения переводит взгляд на мальчика, сидящего на полу. Нашего возраста. Он покачивается взад-вперед, обхватив свои колени, и дрожит.

— Это Коннор. Мой друг, но он не очень-то разговорчив, — отвечает Кай. — На самом деле он много плачет и мало разговаривает.

— Как вы познакомились?

— Когда Уилл запер меня в багажнике… он был там. Я не знаю, как он там оказался, — пожимает плечами Кай, и я прищуриваю веки. — Но вместе нам было не так скучно и страшно.

— Отлично. Нас трое, ребята. Будем играть?

— Во что? — опасаясь, спросил Кай. Его зеленые с карим пятном на радужке глаза прожгли меня насквозь, поражая внутренней силой. Он не слабак. И если Коннора будет убрать легко, то этот так просто не сдвинется с места. К тому же… он мне нравился. — Что мы будем делать?

— Все, что захотим, — расплываюсь в улыбке, глядя на Кая. Он оценивает меня пристальным взглядом и улыбается в ответ.

Мы