Мама…

— Мама… — прохрипел я.

И вдруг тварь меня отпустила. Даже не отпустила, оттолкнула от себя. Так что я отлетел и снова хлопнулся о стену.

Твари забулькали оживленно, та, что была без противогаза то и дело указывала на меня, та, другая, тоже указывала на меня, видимо, по моему поводу у них возник спор. Гастрономического свойства.

— Жрите! — крикнул я. — Жрите, твари! Подавитесь! Люди прилетят — вас перебьют, как зайцев! Сдохнете все!

Обе замолчали и уставились на меня.

— Сдохнете! Сдохнете!

Твари стали переглядываться.

— Сдохнете! — повторил я. — Прилетят люди с Меркурия — и вы сдохнете! Они вас убьют! Люди! Тут будут жить только люди! Это будет наша земля!

Твари молчали.

— Что заткнулись? — спросил я. — Не слышали, как говорит человек? Слушайте…

Я хотел им еще обидного порассказать, но не получилось: та, которая была без маски, шагнула ко мне. Быстро, я не успел ни отскочить в сторону, ничего не успел, она очутилась рядом и стукнула меня по голове. Несильно так, только для того, чтобы вышибить сознание.

Все должно было быть не так.

Я чувствовал. Чувствовал, с самого первого дня чувствовал: что-то должно случиться. Я старался об этом не думать, будешь думать и спугнешь… или, наоборот, накличешь… Старался не думать.

А все равно случилось.

Не так. Не так все. Буднично, банально, страшно. Человек. Мы должны были… Да, мы должны были… Все должно было быть не так…

Встреча. Слова. Мы должны были что-то друг другу сказать… Понять. Люди должны понимать друг друга, мы так долго оставались одни…

Время тут скачет. И все идет не по-правильному, мне же говорили…

Все оборвалось, осыпалось. Развивалось, раскручивалось, мы шли навстречу друг другу через космос, через лес и магнитные сияния, и должны были найтись слова и, возможно, рукопожатие, музыка. Пузырь надувался, ширился и рос, и он должен был взорваться с оглушающим грохотом… Но он взорвался как-то не так.

Он разорвался, и воздух вышел, и все повисло, и я ничего не понимал…

Топор.

Бессмысленно. Все бессмысленно до ужаса, скомкано… Раньше в моей жизни не было ничего скомканного, все текло прямо. Все изменилось.

Опыт. Отец говорил.

Все изменилось, все закончилось.

Отец закрыл дверь кают-компании. Сел за стол. Молчал. И я молчал. Я не знал, как себя вести в таких ситуациях. Отец понял это и начал первым:

— Наверное, у тебя есть вопросы. Наверное, Хитч тебе рассказал не все. Спрашивай.

— Есть, — сказал я. — И много. Я хочу спросить…

— Лучше я сам тебе расскажу, — перебил отец. — Расскажу все, что знаю.

Отец снова замолчал. Он изменился. Похудел. Все мы поправились и расползлись от воды, а он похудел. Заботы.

Сейчас начнет врать, подумал я. Никогда не врал, сейчас соврет.

— Это тайна… — Отец потер голову. — Знают ее лишь…

Так и есть. Начал врать. Я перебил.

— Зверь умеет разговаривать, — сказал я. — И это не мимикрия! Это никакая не мимикрия, как нам говорили! Я хочу объяснений! И не надо придумывать историй, я не дурачок!

— Конечно, ты не дурачок, — кивнул отец. — Конечно… Просто ты еще недостаточно взрослый…

— Я достаточно взрослый. Я достаточно взрослый, чтобы понимать…

Отец приложил палец ко рту. Таким старинным-старинным жестом, какой я раньше видел только в мультфильмах. Я замолчал.

Отец поднялся из-за стола. Подошел к сейфу, долго набирал комбинацию. Я никак не мог представить, что сейчас отец из этого сейфа извлечет. Но, судя по всему, собирался он достать что-нибудь серьезное. Весомое. Чтобы этим аргументом меня раздавить.

Но это оказалась всего лишь папка. Старомодная папка для бумаг. В таких хранились только на самом деле ценные документы. Например, чертежи. Или законы колонии. Или личные дела.

Видимо, в этой папке тоже хранилось что-то важное.

Отец положил ее на стол и долго смотрел на обложку. Он вообще все делал как-то долго, медленно, ему было явно неприятно все это делать, даже двигаться было неприятно. Наконец отец решился. Он подышал на пальцы и раскрыл папку. Извлек желтый лист довольно большого формата.

Кажется, фотография.

— Ты хотел правды…

Я уж подумал, что сейчас он скажет — на самом ли деле я хочу узнать правду, готов ли я… Но отец обошелся без долгих предисловий. Просто передал фотографию мне.

На фотографии были звери. Четверо здоровенных зверей. Во весь рост. Стоят возле входа в наш Зал Собраний, за их спинами косматое оранжевое солнце. И буква «М». Знак.

Улыбаются.

Странно. Непонятно. Вообще непонятно…

— Что это? — спросил я. — Я не понимаю… Почему звери рядом с Залом Собраний?

— Приглядись повнимательнее, — посоветовал отец. — Ты видишь не все.

Я сощурился.

Звери были в форме меркурианской базы. Форма новая, молнии блестят, застежки блестят, все блестит. Интересно, кто это вдруг вздумал обряжать зверей в нашу форму, что за шутки глупые? Розыгрыш? Нет, у нас розыгрыши — популярная штука, даже праздник есть такой — День Мертвеца. Одно непонятно — почему этот розыгрыш хранится в особой папке?

Значит, фотография не розыгрыш?

— Ты не видишь? — спросил отец.

— Вижу. Шутка дурацкая, кажется…

— Ты не видишь. Смотри.

Я принялся всматриваться в фотографию в третий раз. Фотография как фотография, что такого… Я стал вглядываться в детали. Пол. Ничего. Стены. Ничего. Потолок. Не видно. Деталей почти не было. Разве что комбинезоны. Много блестящих деталей на костюмах. Я принялся изучать комбинезоны и почти сразу увидел.

Имена. На комбинезонах.

Я прочитал их слева направо, и самым правым был Алекс У.

У правого зверя на комбинезоне было имя. Над сердцем.

Алекс У.

Командор Алекс У.

— Что это? — спросил я. — Почему… Почему это? Шутка…

— Какой смысл? Какой смысл в такой шутке? Его нет. А значит, это не шутка.

— Как это?!

— Это, — отец указал на крайнего справа, — это командор Алекс У.

— Но как…

Как же это так?! Как?! Я не мог понять. Командор Алекс У в форме… в виде зверя в форме звездолетчика…

Алекс У. Зверь.

— Я скажу тебе, только ты не удивляйся. Алекс У — это зверь. Тут все просто.