С экипажем из четырех человек.

Мы не разговариваем.

Третий день перехода. Мы лежим на своих койках за закрытыми шторками. Я и Хитч. Бугер там, в трюме, среди… Них.

Мы возвращаемся домой.

На койке Бугера книга. Та самая, что он держал в руках, когда… Красивая книжка. Не знаю почему, я ее просмотрел. Хитч и Джи спали, я взял и посмотрел. Там какая-то сказка была, про животных, про людей. А в самом центре картинка. Иллюстрация.

Пальмы, солнце, кораблики на горизонте и море. Из моря выскакивают то ли рыбы, то ли дельфины, а в самом краю картины из волн выставляет щупальца большущий осьминог. А на другом краю человечек идет по пляжу. Маленький-маленький. Далеко-далеко.

— Был он вообще на других не похожий, такой поганый-поганый, облезлый и с длинной худой шеей, ну, примерно как наш Козявка. И все его не любили. У нас Козявку все любят, а его не любили, просто ненавидели. Травили его, лупили и щипали, даже мама его не могла защитить. И это так ему надоело, что он ушел. Взял и ушел просто так. Долго-долго бродил, и отовсюду его гнали, и все его шпыняли. А потом он увидел нору, залез в нее и стал спать. Он спал очень долго, а когда проснулся, увидел…

— Кхх-рры! — говорит Хромой.

Я поворачиваюсь.

Хромой указывает пальцем. На Волка. А Волк смотрит на озеро. Утки. На воду села стая. Большущая. Жирные. Ленивые. Волк подпрыгивает, облизывается, трясет черной тяжелой головой.

— Нет, — говорю я, — нет. Сейчас домой. Домой.

Волк двигает ушами. Как собака. Никогда не видел настоящих собак, все собаки вымерли, остались только волки. Этот черный. Новый. Вместо того, который исчез. Черный. Я его как сразу увидел, так и понял — это мой.

— Утки — потом, — раздельно говорю я. — Сейчас домой. Домой идем!

Хромой кивает, и мы отправляемся домой. Мы возвращаемся, а с неба сыплется первый и редкий снег.

Мы идем вдоль озера, вдоль впадающей в него реки, через лес, огибаем город с севера. Впрочем, город уже сросся с лесом, давно впустил его в себя, сдался, дома стоят посреди облетевших от осени деревьев и засыпаются снегом.

Осень была спокойная, теплая и долгая.

Они опять не прилетели. Значит, у нас есть еще год. Может быть, два. Время.

Минувший год был тихим. И прошел с пользой. Первый наш год.

Я встретил их через два дня. После эвакуации. Дичат встретил. Вернее, они меня встретили. Нашли. Я спал в траве, в поле. Бежал тогда, бежал, потом остановился, лег в траву, долго катался, свалял вокруг себя кокон. У меня болела спина, кожа на ней вздулась пузырями и слезла, от этого меня держал крупный озноб. Но я устал слишком сильно, поэтому уснул, несмотря на трясучку.

Проспал долго. Солома хранила тепло, мне было хорошо и уютно, почти как в настоящем доме. Иногда я просыпался, лежал в соломе, смотрел в землю. То, что случилось, было слишком страшно, об этом даже думать было страшно… Но вокруг было тихо и спокойно, и от этой тишины я снова засыпал. Наверное, это был нервный сон. Я читал, что от нервных перегрузок такое случается: люди засыпают, некоторые засыпают даже не на один день, а на недели и иногда даже месяцы. Может, я тоже день спал. Или два.

Летаргия.

А когда я проснулся, то увидел дичат. Они сидели вокруг меня и смотрели своими дикими глазами. Все шесть. Нашли. Как-то они меня нашли… Хотя они ведь дикие, все дикие отличные следопыты, почти как волки.

Ближе всех ко мне сидел Рыжий. Рыжий, сын Рыжего.

— Рыжий… — сказал я.

Рыжий смотрел внимательно. Осмысленно. Другие тоже. Дичата… Нет, теперь не так. Теперь не дичата! Люди. Ученики мои.

— Как вы меня нашли? — спросил я.

Глупо. Глупо, ясно же, как они меня нашли. По запаху. По следам, да не знаю как, дичата, короче.

Я пересчитал еще раз. На всякий случай. Шесть штук. Все. Уцелели. Спрятались. Нашли.

— Молодцы, — сказал я. — Молодцы… Долго я пропадал…

За то время, что я проспал, осень окончательно вступила в свои права. Листья на деревьях осыпались, и желтый цвет, бывший до этого главным цветом, уступил место черному и серому. Трава пожухла и придавилась к земле. Небо свинцовое.

Похолодало. Но это был наш холод. Наш. И осень наша. И земля. И все. Жизнь определилась. Я глядел на дичат… тьфу, на своих учеников и, в общем-то, знал, что мне делать дальше.

Прошел год. Теперь мы далеко. Мы уходили целый месяц. На север. Через леса. В основном через леса. Пока не нашли то, что требовалось.

Маленький город или деревня. Поселение. Там было все, что нужно, — большой склад, река рядом и лес со всех сторон. Мы устроились в незаметном доме и стали создавать цивилизацию. Запасы. Сушили ягоды, сушили грибы, Лось нашел питательные красные коренья, я думаю, что это морковь. Она хорошо хранилась, мы ее тоже запасли. Хорошо бы найти капусту, картофель и тыквы — тыквы большие, а картофель питательный. Но это уже следующим летом, организуем широкую экспедицию и постараемся это все отыскать.

А пока у нас впереди зима и большие кладовки. Да, в наших кладовках нет никакого мяса. И никаких уток. Даже рыбы нет. С некоторых пор я не ем мяса, не ем рыбы, меня тошнит от мяса и рыбы, я люблю орехи, я люблю грибы, я люблю морковь.

Мы нашли удачное место, вокруг много овощей. Раньше тут, видимо, были огороды, осталось много всяких корнеплодов. Мы их запасли. И теперь в наступившей осени мы обходим свои территории. На всякий случай. Я и кто-нибудь один из шестерки.

Сегодня я иду с Хромым. Я рассказываю сказки. Или просто разговариваю. Или пересказываю содержание книг, все, что помню. Хромой слушает, ничего не понимает, это видно по глазам.

Я пересказываю книжку про то, как один мореплаватель угодил на остров и научился там жить. Коз приручил, доить их начал. Пшеницу вырастил, хлеб выпекать придумал, все себе устроил как надо.

Хромой слушает. Иногда кивает. Невпопад. Вряд ли мне удастся выучить его читать. И остальных тоже. И уж тем более писать. Ни читать, ни писать они не будут, я это уже понял. Ничего, меня это не очень пугает. Следующих я научу. Читать, писать, размышлять, все как надо. Этих бы говорить научить…

Хорошо хоть понимают меня. Уже. Первое время… Не, лучше первое время вообще не вспоминать.

Мы бредем по лесу. Снег усиливается. Это уже третий или четвертый снег в этом году, но этот, похоже, уже не растает. Крупные снежинки.

Хромой начинает волноваться, а Волк движет ушами.

— Дом? — спрашиваю я.

Хромой кивает.

— Сегодня важный день, — говорю я. — Очень важный. Ты помнишь?

Хромой снова кивает. И нюхает воздух. Да и я уже слышу — пахнет. Вкусно, едой, домом.