Да, Дир моего тестя, несомненно, знал. И, похоже, не с лучшей стороны, потому что улыбнулся ему довольно кисло.

– Твой союзник? – процедил он. – А мне говорили…

– Мой верный союзник! – с нажимом произнес Рюрик. – У меня много верных союзников, младший брат! Но я подумал: ты захочешь поближе познакомиться именно с этими славными воинами. Ведь именно они прошлой ночью повеселились на соседнем с твоим городом капище. Решили, понимаешь, узнать, чьи боги сильнее: наши или местные? – Рюрик снова засмеялся, и Трувор его поддержал. А мы с Диром – нет. У Дира было лицо трубача, нечаянно откусившего пол-лимона, я же просто не понимал, к чему клонит Рюрик.

– Кто же мог подумать, брат Дир, что кто-то из твоих дружинников тоже окажется на том капище? – Рюрик похлопал смоленского князя по плечу.

– У каждого в дружине есть сильные и слабые воины, – пробасил Трувор. – Но всё же я не понимаю: зачем держать в дружине настолько никчемных. Ни один из них даже не смог погибнуть с честью. Нас было меньше, но мы повязали их, будто неуклюжих смердов. Даже как-то неудобно просить за таких никчемных выкуп, как за настоящих воев. Верно, Ульф-ярл?

– Они плохие воины, но сильные мужчины, – подхватил я эстафету. – Думаю, их можно выгодно продать людям с восхода, тем, кто сажает на румы рабов.

Смотреть на Дира – одно удовольствие. Лицо побагровело. Рот открывается и закрывается. Беззвучно. Как бы удар мужика не хватил? Хотя вряд ли. Здоровья у такого – на троих.

– А вот по остальным хочу с тобой посоветоваться, князь, – деловито произносит Трувор, игнорируя состояние смоленского вождя. – Многие из наших пленных явно не из бедных родов. Как думаешь: если мы попросим за всех сразу тысячу марок серебром, нам заплатят?

– На рынке в той же Бирке мы смогли бы выручить больше! – возражаю я. – Там есть красивые женщины, а многие мужчины наверняка владеют ремеслами. Его город, – кивок в сторону впавшего в ступор Дира, – славится своими умельцами.

– Так до Бирки их еще довезти надо. Часть наверняка умрет по дороге, – не соглашается Трувор. – Опять-таки на кормежку расходы.

– Это да, – соглашаюсь я. – Хорошо кормить – большие расходы. Плохо кормить – будут умирать. А это тоже расходы. Но тысячи, я думаю, маловато. Две тысячи – хорошая цена.

– Да, две лучше, чем одна. Но заплатят ли? Что скажешь, князь?

Дир смотрит на Рюрика. Тот ласково улыбается. Нам. И Диру. Точь-в-точь заботливый папочка, наблюдающий за играющими детьми.

– Князь! – не выдерживает Дир. – Что я слышу? Ты же обещал! Ты сказал: мне заплатят за обиду!

– Брат мой, разве я такое говорил? – Рюрик демонстрирует искреннее непонимание. – Я сказал: меня это не касается. Меня не было на том капище. Я сказал, что не потребую выкупа за ваших пленных. Да и как я могу его требовать, если это не мои пленные? – Рюрик шевельнул бровями, изображая удивление. – Я сказал, что лично мне ничего не надо, и это слышали все, и мои люди, и твои. И сейчас с тобой говорю не я, а мои уважаемые союзники. Это их добыча, их трофеи. Они вправе распорядиться ими, как пожелают. Да и что тебе до их пленников? Если в плен угодил кто-то из твоих младших дружинников, то, я думаю, тебе следует поблагодарить Ульфа и Трувора за то, что они избавили твою дружину от слабых, а родичей горожан пусть выкупают сами горожане. Пусть договорятся о размере выкупа, а уж я, как твой старший брат, готов поручиться, что обмен пройдет честно. И еще вот что, я сказал: от тебя мне ничего не нужно. Ты – мой брат. Но было бы правильно, если бы твой город преподнес мне подарок. Всё же я многое сделал для нашей дружбы и расходы понес немалые.

– Верни мне мою клятву! – прорычал Дир. – Или…

– Или – что? – согнав с лица добродушную улыбку, перебил Рюрик. – Ты стал моим младшим братом только что – и уже забыл об этом? Грозишь мне! Грозишь богам, которыми ты клялся! И даже забыл о том, что это ты пришел ко мне! И сейчас лишь закон, оберегающий посланников, защищает тебя от моего гнева. Закон, данный нам богами, гнев которых, как я вижу, ты тоже ни во что не ставишь. Скажи мне, брат Дир, ты действительно хочешь нарушить данную клятву?

Вот она, настоящая средневековая дипломатия. В такие минуты понимаешь, что значит отвечать за свои слова. Особенно когда все козыри у противника, включая и главный – тебя самого.

– Нет, – выдавил смоленский князь. – Я верен своему слову.

– Вот это речи великого вождя! – мгновенно подобрел Рюрик. – Я рад, что не ошибся в тебе, брат! Будь же моим гостем сегодня! – провозгласил он, вновь распахивая объятия. Да так, чтобы сразу было понятно: жест символический. Обнимать он больше никого не собирается.

А я начал кое-что понимать в той самой средневековой дипломатии, образец которой только что увидел. Рюрик прекрасно понимал: после такого грандиозного обмана Дир никогда не станет его другом. И союзником Рюрика он будет только до тех пор, пока шипы надетого «старшим братом» ошейника упираются в горло. Он изо всех сил будет искать возможность сбросить этот ошейник и отомстить. Рюрик только что заполучил смертельного врага. Сомнительный повод для радости. Однако… Однако Дир и раньше уж точно не был ему другом. И то, что теперь для враждебного отношения к Рюрику у Дира появились личные причины, это скорее плюс, а не минус. Ярость полезна в бою. В дипломатии личные причины мешают объективности. Следовательно, Рюрик только что получил позиционное преимущество. Вдобавок к материальному и моральному выигрышу. Пусть зверюга ревет и бесится. Ни ошейник, ни шипы ей не по зубам. И она, кстати, об этом знает, что тоже неплохо. Ненависть и страх – отличные рычаги управления.

– Будьте моими гостями и вы, жители града Смоленска! – провозгласил Рюрик. – Отныне и до тех пор, пока наши мелкие разногласия не перейдут в настоящую дружбу!

Да, прав был Трувор. Рюрик – мастер. Вот так вот, без единой капли крови взял в заложники и смоленского князя, и всю городскую верхушку. Высший пилотаж.

Хотя меня от таких воздушных фигур малость подташнивает.

А Дира, будь моя воля, я бы просто убил. Это ведь он «продал» воинов Водимиру для набега на Ладогу. Сам. Лично. Причем он прекрасно знал о намерениях Водимира. И узнал это, так сказать, из первых уст. От того самого воеводы, который и отдал приказ смоленским гридням поступить в распоряжение Водимира.

В общем, я немного покривил душой, когда сказал, что все люди Дира сидят у меня в плену. Один уже не сидел. Лежал. На дне Днепра. С камешками во вскрытом чреве. Это чтоб не всплыл. И этот один был не кем-нибудь, а Дировым персональным воеводой…

Когда-то он был сильным и уверенным в себе и своем статусе мужиком. Вернее, мужем. Возможно даже – доблестным. Но теперь, после того как с ним полночи поработали умельцы, это был просто говорящий кусок истекающего кровью мяса. И лгать он был не способен. Даже для того, чтобы вымолить послабление от муки. Отучили.

Так что нам с Трувором вести допрос не понадобилось. Только выслушать исповедь. Всё и обо всём.