– Ты счастливый человек, Фрэнк.

– Не могу не согласиться, – ответил Фрэнк.

– У вас чудесная семья.

– Я знаю.

Они оба посмотрели на Хейзел.

– Почему я должен…

– Потому что можешь, – сказал Фрэнк. – Иди и завоюй ее сердце, приятель. Мне не станет легче, если ты проживешь всю жизнь в одиночестве.

Джеймс вспомнил пухлого малыша в руках Хейзел. Как она смеялась и играла с ним. Есть ли на всем белом свете еще одна такая же потрясающая и добрая девушка? Она любила детей. Будет ли у них?.. Его бросило в жар, и солнце было здесь ни при чем. Ребенок. Он вспомнил круглый живот Аделаиды. Еще один ребенок, который никогда не узнает своего отца.

– Я буду о них заботиться, – пообещал Фрэнк. – И я знаю, что ты тоже за ними присмотришь.

– Скоро меня отправят на войну, – произнес Джеймс.

Фрэнк усмехнулся.

– Скоро все закончится, приятель, – приободрил он. – Не бойся.

Джеймс наблюдал за тем, как Хейзел прыгает в прибое.

– Тебя ведь здесь нет, правда? – сказал Джеймс. – Ты – часть моего безумия.

– Это имеет значение? – спросил Фрэнк. – Если безумие скажет тебе жениться на этой девушке и быть счастливым, ты примешь его совет?

– Мы слишком молоды, не думаешь?

– Я не говорил, что вы должны пожениться завтра, – сказал Фрэнк. – Ты чувствуешь себя молодым?

– Нет, – признался Джеймс.

– С ней ты снова почувствуешь себя молодым.

– Я даже не знаю, как дожить до вечера, – произнес Джеймс.

– Никто не знает, – ответил Фрэнк. – Но эта девушка тебе поможет.

Он почувствовал, как крепкая рука хлопнула его по спине.

Афродита

На одно ужасное мгновение Хейзел потеряла Джеймса из виду и подумала, что он бросил ее. Ее юбка погружалась в волны, впитывая холодную воду и цепляясь за ноги. Вдруг он внезапно оказался перед ней в штанах, закатанных до колен, и расстегнутой рубашке.

Она еще никогда не видела его таким и не могла отвести взгляд.

Джеймс взял ее лицо в свои руки. В его глазах было столько боли, что у девушки сжалось сердце.

– Ты же понимаешь, что я никогда не стану тем парнем, которого ты знала.

Она отстранилась от него.

– Но тот, кого я вижу прямо сейчас, – сказала Хейзел, – и есть тот парень, которого я знала всегда.

Он зажмурился.

– То, что я сделал, и то, что я видел, навсегда останется со мной.

Это был последний раз, когда она попросила об этом.

– Позволь мне тоже навсегда остаться с тобой.

Джеймс ничего не ответил, и Хейзел не смогла этого вынести. Она развернулась и пошла к берегу.

Джеймс побежал за ней и встал у нее на пути. Прежде чем Хейзел успела что-то сказать, я послала небольшую волну, подтолкнувшую ее вперед, и она упала прямо в его объятия. Джеймс едва удержался на ногах.

Он почувствовал, как ее тело прижимается к нему, и его словно ударило током. Когда Хейзел выпрямилась и отстранилась, он снова притянул девушку к себе и закружил ее в лучах заходящего солнца.

Вернемся в Париж, где Колетт отрабатывала свою смену в кафе. Одним утром, моя столы, она заметила газету со следами от кофе, оставленную кем-то из посетителей. Девушка собиралась выбросить газету, когда ее внимание привлек заголовок: «La Bataille d’Henry Johnson, Héros Nègre Américain! 24 Allemands Tués!»

Она забыла о посетителях и начала жадно читать статью. В ней рассказывалось о героизме некоего Генри Джонсона, чернокожего американского солдата из штата Нью-Йорк, который смело отбил налет немецкой диверсионной группы. Он был членом триста шестьдесят девятого Régiment d’Infanterie, прикрепленного к французской Четвертой армии под командованием генерала Анри Гуро и расположенного в секторе Мёз-Аргонн. Подразделение, упомянутое в статье, славилось своей музыкальной группой.

Она упала в кресло. Ее сердце стучало, а мысли путались. Ее самый страшный враг – надежда – стоял на пороге.

Не обращая внимания на клиентов, чей кофе уже остыл, она положила локти на грязный стол и задумалась. Обри относился к пятнадцатой Национальной гвардии Нью-Йорка. Может, это одно и то же подразделение? Или в американской армии десятки черных дивизий, с выдающимися музыкальными группами?

Но что, если это полк Обри? Он мертв.

По крайней мере, его командир мог бы это подтвердить. Может, она все так же не будет спать по ночам, но хотя бы не оттого, что ее мучает один-единственный вопрос. Ей нужно было знать наверняка.

Колетт могла справиться с правдой. В этом она была уверена.

Битва произошла за несколько недель до этого, в мае. Сейчас середина июня. Они все еще могут быть там. Девушка решила написать письмо, чтобы это выяснить.

Медицинская комиссия в Челмсфорде объявила, что Джеймс идет на поправку. Ему посоветовали много есть, танцевать и смеяться, а также не забывать пить тоник. 15 июля он должен был отправиться на переподготовку.

Все изменилось.

Он больше не хотел вернуться на войну и умереть за Бобби. Он хотел жить для Бобби, и для Мэгги, и особенно для Хейзел. По ночам Джеймсу было особенно тяжело, потому что ему снова начали сниться траншеи. Но когда наступило утро, он взял себя в руки. Зачем тратить солнечные летние дни впустую, когда рядом такая милая девушка? Он не должен был упустить эту возможность.

Хейзел пришла в ярость, когда узнала, что Джеймса снова отправляют на войну. Она ненавидела эту новость, но у них еще оставались две недели. Она решила наслаждаться оставшимся временем, не испытывая постоянного страха.

В конце концов, были и обнадеживающие известия. Этой весной союзникам удалось остановить все масштабные наступления Германии. Немцы не достигли Канала, и Британия все еще удерживала морскую блокаду Германии. Американцы наконец показали свою силу. Нехватку опыта они сполна восполняли моральным духом, припасами и, казалось бы, бесконечным количеством войск. Ситуация менялась. Остаток войны будет коротким, и Джеймс скоро вернется домой.

– Колетт, – крикнула тетя Соланж. – Тебя кое-кто хочет видеть!

Было раннее утро, и Колетт выползла из-под одеяла. Возможно, Папэн, толстый управляющий кафе, проследил за ней до дома. Она собиралась сказать этому слизняку, чтобы искал новую официантку.