«А почему ты дал каждому из нас по одной, а ему две?»

Мальчик сказал: «Чтобы, если он захочет еще дать, у него было что дать».

Мать воскликнула: «Ну разве он не умный, не справедливый?! Дай я тебя поцелую, сынок!»

Даниэль произнес: «Лучше попроси господина рассказать тебе хороший рассказ».

Мальчик повернулся ко мне: «Если ты умеешь рассказывать рассказ, так расскажи мне, что сейчас делает мой дедушка».

Ариэла перебила его: «Это не относится к рассказам».

Мальчик спросил: «А к чему это относится?»

Ариэла сказала: «Вот когда ты узнаешь теорию литературы, ты поймешь, что называется рассказом, а что нет».

Мальчик спросил: «А тот, кто не знает эту теорию литературы, тот не знает, что такое рассказ?»

Ариэла сказала: «Конечно, не знает».

Мальчик удивился: «А почему ты не умеешь рассказывать рассказы, ведь ты учила теорию литературы».

Ариэла ответила: «Но зато я знаю, что рассказ, а что не рассказ».

Мальчик спросил: «А то, что делает дедушка, это не рассказ?»

«Нет!» — сказала Ариэла.

«А что это?»

«Если это важно, то это называется информация, а если неважно, то это ничего».

«Тогда пусть господин расскажет мне ничего», — попросил мальчик.

Ариэла уставилась на него своими очками и спросила с удивлением: «Что значит „ничего“? Если ничего, то нечего и рассказывать».

Мальчик возразил: «Но ведь дедушка что-то делает, значит, в этом что-то есть. Расскажи, господин, что делает сейчас мой дедушка».

Я провел рукой по лбу: «В эту минуту твой дедушка сидит во дворе, перед маленьким домиком, нет, не так — перед большим домом, — сидит, глубоко задумавшись, и говорит себе: „Какое чудо, Песах еще не пришел, а на улице уже жарко, как весной“».

«А Амнон, где он?»

«Амнон? Кто это Амнон?»

«Разве ты не знаешь? Амнон — это сын моего дяди Йерухама».

Я сказал: «Амнон сидит в детской комнате, и ест кашу с молоком, и ничего не оставляет в миске, потому что он хороший мальчик и ест все, что ему дают, и за это он получает от няньки яблоко. Хотя апельсины вкуснее, чем яблоки, но нянька считает, что детям яблоки полезнее. Как ты думаешь, дорогой, хорошо она делает?»

Он сказал: «Нет, это не так».

«Что — не так?»

«Амнон не сидит в детской комнате».

«А где же он сидит?»

«Пусть господин сам скажет».

Я сказал: «Подожди, дорогой, я должен немного подумать».

«Господин должен подумать?»

Я сказал: «Да, дорогой, а ты разве не думаешь?»

Он ответил: «Нет, я не думаю».

«А что же ты делаешь?»

«Я просто открываю глаза и вижу. А иногда я закрываю глаза и тогда вижу лучше». Он закрыл глаза и улыбнулся.

Я спросил: «А что ты видишь, сынок?»

Он сказал: «Нет, раньше ты скажи, что тебе пришло в голову».

Я признался: «У меня не было времени подумать. Сейчас я сделаю, как ты, — закрою глаза и посмотрю, что делает Амнон».

Я закрыл глаза и улыбнулся так же, как только что улыбался Рафаэль.

Рафаэль сказал: «Ну, пусть теперь господин скажет, что делает Амнон».

Я сказал: «Амнон сидит на коленях у своего деда, крутит его бороду и говорит: „Дедушка, когда я вырасту, я сделаю себе такую же большую бороду, как у тебя“. А дедушка ему отвечает: „Дай тебе Бог. — Целует его в губы и говорит: — Внучек мой, ты умнее всех парней в этом кибуце“».

Рафаэль не унимался: «А что делает мой дядя Йерухам в это время?»

Я сказал: «Откуда мне знать, сынок, ведь он сидит выше седьмого неба, по правую руку от Святого и Благословенного. Ты ведь знаешь, сынок, что те, кто убит в Стране Израиля, важнее всех перед Святым и Благословенным, и Он восхищается ими каждый день, и каждый час, и каждый миг».

Рафаэль спросил: «А в то время, когда они сидят по правую руку от Святого и Благословенного, что они делают?»

Я сказал: «Помолчи, сынок, я прислушаюсь. Знаешь, мне кажется, что они читают перед Ним Тору, главу „Жертвоприношение Исаака“, потому что мелодия такая же, как при чтении Торы на Рош а-Шана».

Он тоже прислушался, посмотрел наверх и сказал: «Верно. Ты прав».

Ариэла спросила: «Как ты можешь знать, что это верно, разве ты когда-нибудь был в синагоге и слышал чтение Торы?»

Мальчик сказал: «Да, я был в синагоге и слышал, как читают Тору».

Мать посмотрела на него с изумлением — как он может говорить такое, ведь он со дня рождения не вставал с кровати?! Потом печально опустила голову и промолчала.

Мальчик спросил мать: «Почему ты не говоришь Ариэле, что я был с тобой в синагоге в Рош а-Шана? Я тогда видел, как туда принесли голову рабби Амнона и поставили ее на пюпитр, и она сказала: „И придадим силу“[205]».

Мать с ужасом спросила: «Когда это было, сынок?»

Мальчик улыбнулся: «Давай, мама, я скажу тебе шепотом».

Он шепнул ей на ухо, и она воскликнула: «Что ты говоришь, сынок, ведь в тот год ты еще не родился?!»

Мальчик сказал: «Но я уже был на свете».

«Как, сын мой, как?»

Рафаэль улыбнулся: «В тот год ты упала в обморок в синагоге, и все женщины испугались и принесли тебе капли против обморока».

«Да, — пробормотала пораженная Сара-Перл, — это случилось, когда я была беременна тобой».

«Теперь ты видишь, мама, — сказал Рафаэль, — что я был в синагоге и все видел. Так скажи Ариэле, что я сказал правду».

Слезы стояли в глазах у Сары-Перл. «Какая сильная память у этого ребенка, — сказала она, — не сглазить бы».

Ариэла недовольно заметила: «Нехорошо поддерживать его в этих фантазиях».

Даниэль постучал пальцами по столу: «Слышу споры. Начали с рассказа, а кончили спором».