– Такого никто не ожидал, – заметил Лабрус.

– На сей раз нам наверняка придется через это пройти, – сказал Жербер.

– Я думаю, что у нас гораздо меньше шансов выпутаться, чем в сентябре. Англия определенно давала гарантии Чехии, она не может не сдержать обещания.

Наступило недолгое молчание. Жербер всегда испытывал смущение в присутствии Пажес; да и Лабрус с Франсуазой, казалось, чувствовали себя неловко. Жербер достал из кармана сигары и протянул их Лабрусу.

– Берите, – сказал он, – это отменные.

Лабрус с одобрением присвистнул:

– Пеклару неплохо живется! Мы выкурим их за десертом.

– А это для вас, – сказал Жербер, выкладывая перед Франсуазой сигареты и шоколадные конфеты.

– О, спасибо! – молвила Франсуаза.

Улыбка, осветившая ее лицо, слегка напоминала те, которыми она так часто с нежностью одаривала Лабруса; на сердце у Жербера потеплело, бывали моменты, когда он чуть ли не верил, что Франсуаза испытывает к нему чувство; меж тем она не видела его довольно давно, о нем она не беспокоилась, беспокоилась она лишь о Лабрусе.

– Угощайтесь, – сказала Франсуаза, передавая пакетик по кругу.

Ксавьер сдержанно покачала головой.

– Не перед обедом, – возразил Пьер. – Ты испортишь себе аппетит.

Франсуаза откусила конфету, наверняка она в два счета покончит со всем пакетом, чудовищно, сколько сладостей она может поглотить, и ее не тошнит.

– Что вы будете пить? – спросил Лабрус.

– Перно, – отвечал Жербер.

– Почему вы пьете перно, хотя его не любите?

– Перно я не люблю, но люблю пить перно, – ответил Жербер.

– Узнаю вас, – со смехом сказала Франсуаза.

Снова наступило молчание; Жербер закурил трубку; склонившись над своим пустым стаканом, он медленно выдохнул дым.

– Вы умеете это делать? – с вызовом обратился он к Лабрусу.

Стакан наполнялся мутными, жирными завитками.

– Можно подумать, эктоплазма, – заметила Франсуаза.

– Надо лишь дуть тихонько, – пояснил Пьер. Он вдохнул дым своей трубки и, в свою очередь, старательно наклонился.

– Получилось хорошо, – снисходительно заметил Жербер. – Ваше здоровье.

Чокнувшись с Пьером, он залпом втянул дым.

– Ты гордишься собой, – с улыбкой обратилась Франсуаза к Пьеру, лицо которого блестело от удовольствия. Она с сожалением взглянула на пакет с конфетами, потом решительно положила его в свою сумку. – Знаете, если вы хотите, чтобы у нас хватило времени на еду, лучше всего поехать прямо сейчас.

В который раз Жербер задавался вопросом, почему люди обычно находят ее суровой и робеют в ее присутствии; она не изображала из себя девочку, однако лицо ее светилось радостью, жизнью и хорошим аппетитом. Казалось, она всегда была в ладу с собой, поэтому рядом с ней и другие чувствовали себя вполне уютно.

Повернувшись к Пажес, Лабрус с тревогой посмотрел на нее.

– Вы хорошо поняли? Вы возьмете такси и скажете шоферу: в «Аполло», улица Бланш. Он остановит вас у самого кинотеатра, и вам нужно будет только войти.

– Это действительно ковбойская история? – с недоверием спросила Пажес.

– Как нельзя более, – ответила Франсуаза, – там полно отчаянных скачек на лошадях.

– И выстрелов, и ужасных потасовок, – добавил Лабрус.

Они склонились над Пажес, как два демона-искусителя, и в их голосах звучали умоляющие интонации. Жербер сделал героическое усилие, чтобы подавить смех, готовый вот-вот прорваться. Он глотнул перно – каждый раз он надеялся, что каким-то чудом этот вкус аниса станет ему вдруг приятен, но его неизменно пронизывала тошнотворная дрожь.

– А тип этот красив? – спросила Пажес.

– Он невероятно приятен, – отвечала Франсуаза.

– Но он не красив, – с упрямым видом сказала Пажес.

– Это не соответствующая правилам красота, – согласился Лабрус.

Пажес разочарованно поморщилась.

– Я опасаюсь, у того, кого вы водили меня смотреть недавно, голова тюленя – это было нечестно.

– Речь идет об Уильяме Пауэлле[9], – сказала Франсуаза.

– Но этот совсем другой, – взмолился Лабрус. – Он молод, хорошо сложен и совершенно дикий.

– Ладно, в конце концов, я сама увижу, – покорно согласилась Пажес.

– В полночь вы будете у Доминики? – спросил Жербер.

– Разумеется, – обиженно ответила Пажес.

Жербер с недоверием отнесся к ее ответу. Пажес, можно сказать, никогда не приходила.

– Я останусь еще на пять минут, – сказала она, когда Франсуаза поднялась.

– Хорошего вечера, – тепло откликнулась Франсуаза.

– Хорошего вечера, – отвечала Ксавьер. На лице ее было странное выражение, и она тут же в смущении опустила голову.

– Я задаюсь вопросом, пойдет ли она в кино, – сказала Франсуаза, покидая кафе. – Как глупо, я уверена, что это ей понравилось бы.

– Ты же видела, – сказал Лабрус. – Она делала все возможное, чтобы оставаться любезной, но до конца не выдержала, она на нас сердится.

– За что? – спросил Жербер.

– За то, что не проводим вечер с ней, – ответил Лабрус.

– Но тогда вам надо было взять ее. – Жерберу было неприятно, что этот ужин мог показаться Лабрусу с Франсуазой неким сложным мероприятием.

– Ни в коем случае, – ответила Франсуаза. – Это было бы совсем не то.

– Эта девушка маленький тиран, но у нас есть защита, – весело вмешался Пьер.

Жербер почувствовал себя успокоенным, но ему очень хотелось бы понять, кем в действительности была Пажес для Лабруса. Он дорожил ею из любви к Франсуазе? Или что? Никогда он не осмелился бы его об этом спросить; Жербер бывал очень доволен, если Лабрус случайно хоть немного открывал ему свою душу, но самому спрашивать его о чем-то не следовало.

Лабрус остановил такси.

– Что вы скажете о том, чтобы поужинать в «Ла Грий»? – спросила Франсуаза.

– Было бы отлично, – отозвался Жербер. – Может, опять будет окорок с красной фасолью. – Он вдруг заметил, что проголодался, и ударил себя по лбу. – Ах! Я знал, что о чем-то забыл.

– О чем же? – спросил Лабрус.

– Пообедать. Я забыл съесть мясо, как глупо.

Такси остановилось перед маленьким рестораном; решетка с толстыми прутьями защищала стекла витрины; внутри, справа от входа, находилась цинковая стойка с множеством заманчивых бутылок. В зале было пусто. Только за одним из мраморных столиков ужинали с повязанными вокруг шеи салфетками хозяин и кассирша.