В конце концов, до последнего десятилетия крайне трудно было себе вообразить, чтобы и учетные процентные ставки (см. главу «Волшебная веревочка кредита») тоже опустились в финансовый антимир. Ведь это каким воображением надо обладать, чтобы представить себе ситуацию, в которой компании будут стремиться как можно раньше заплатить поставщикам? А те, в свою очередь, будут изо всех сил оттягивать момент получения причитающейся им платы? А товары и услуги, покупаемые с рассрочкой, будут стоить дешевле, чем при полной оплате в момент покупки. Мир, в котором супермаркеты будут норовить расплатиться с сельхозниками и производителями заранее вместо того, чтобы растягивать выплаты на месяцы. Ну до таких крайностей в реальности пока еще не дошло, но вот уже известны отдельные случаи, когда налоговые ведомства добиваются, чтобы вы заплатили с вас причитающееся как можно позже. В одном из швейцарских кантонов налоговики ведут себя именно таким образом. Такой перевернутый с ног на голову мир может стать новой нормой, если отрицательные процентные ставки сделают хранение денег на счетах делом невыгодным.

Когда в июне 2014 года Европейский центробанк сократил свою учетную процентную ставку, по которой он одалживает деньги коммерческим банкам, до 0,15 %, а свою депозитную ставку, то есть процент, который, наоборот, коммерческие банки должны получать с Центробанка за содержащиеся там депозиты, — до –0,1 %, это стало сенсацией. Но дальше — больше. Вернее, строго говоря, меньше! Три месяца спустя был сделан еще один шаг в том же удивительном направлении — депозитная ставка опустилась до –0,2 %. А потом и до –0,4 %. В марте 2016 года ставка, по которой коммерческие банки могут одалживать деньги у Центробанка, дошла до нуля — то есть стало возможным получать бесплатные кредиты.

Ну а к концу десятилетия отрицательные ставки перестали кого-либо удивлять, они уже действуют в десятках стран. На практике обычным гражданам и бизнесу пока бесплатно денег все же не получить: банки возьмут свое. Но в итоге раздобыть кредит под два — три процента годовых не проблема. Это, кстати, одна из главных причин популярности вложений в российские рубли среди многих иностранных инвесторов. Называется такая стратегия carry trade: берешь у себя в стране деньги под два процента, меняешь их на российскую валюту и вкладываешь либо в высокодоходные бумаги, либо в облигации, дающие раза в три больше «интересу». И вот эта ситуация — с крайне низкими, а то и отрицательными ставками — продолжалась на Западе до самой коронавирусной пандемии. И была ситуация эта явлением крайне ненормальным и проявлением последствий кризиса предыдущего — 2007–2009 годов. Так что мир въехал в кризис новый в нехорошей, мягко говоря, экономической форме.

Призрак инфляции бродит по миру

Опыт преодоления предыдущего кризиса, судя по всему, помог государствам решиться на еще более масштабное заливание деньгами кризиса нового, вызванного пандемией COVID-19. Чуть ли не без счета уже. Десятки миллиардов туда, сотни миллиардов сюда. А в итоге речь пошла уже о триллионах! Правительства богатых стран запустили гигантские программы стимулирования, причем одна треть из них либо субсидирует компании, чтобы те сохраняли рабочие места, либо напрямую выплачивает компенсацию людям, потерявшим работу. Кейнса, который так умел точно подтачивать свои теории под меняющуюся обстановку, с нами уже нет. (Он говорил: «Когда факты меняются, я меняю свои взгляды, а вы?») Некому сказать: остановитесь, что вы делаете? Экономике, конечно, нужна серьезная подпитка, но надо все как следует взвесить и подсчитать. Когда я спросил главного экономического обозревателя Financial Times Мартина Вульфа, какой предел государственной помощи, субсидий и кредитов можно считать безопасным, не чреватым выходом инфляции из-под контроля, он ответил: «Это хороший вопрос». После четверти века жизни в Британии я уже знал, что эта фраза означает: ответа не существует.

Своими небывало щедрыми, невиданными вливаниями государства стремились поддержать одновременно и спрос, и предложение, то есть прийти на выручку оставшимся без заработка работникам и в то же время помочь бизнесу, прежде всего мелкому и среднему, возродиться из пепла. И, вопреки всем скептическим голосам, это в значительной мере удалось. В результате мир не увидел бесконечных очередей к биржам труда и к вагончикам с бесплатным супом, которые каждый видел на фотографиях эпохи Великой депрессии. Мало того, и мировая экономика в целом быстро стала подниматься с колен. Всемирный банк утверждает, что в 2021 году она находилась в состоянии самого активного восстановления за последние 80 лет. Во главе движения были, как и можно было ожидать, лидеры — США и Китай.

Между тем вспомните, какое уныние царило среди экономистов в середине 2020 года. Всё вроде бы указывало на то, что всемирная пандемия и местные локдауны, в частности, нанесут сокрушительный удар по мировой экономике и неизбежно приведут к невиданному глубочайшему кризису, от которого она не скоро оправится. Но можно вспомнить о том, что уже и в прошлом бывало так, что после войн, разрушительных катаклизмов и кризисов экономика демонстрировала высокие темпы роста. К тому же кризисы зачастую обеспечивают обновление форм предпринимательства, производственной базы и оборудования, способствуя ускорению прогресса цивилизации (так называемое «созидательное разрушение», концепцию которого сформулировал один из самых оригинальных и интересных мыслителей ХХ века Йозеф Шумпетер). Так вроде бы происходит и сейчас. С той поправкой, что на этот раз потери — и материальные, и человеческие — были значительно меньше обычного, достались меньшей кровью в буквальном и переносном смысле, если сравнивать с последствиями Второй мировой войны, например. Журнал «Экономист» назвал происходящее в американской экономике roaring recovery — буквально «ревущим», то есть мощным, могучим выздоровлением-восстановлением. Темпы роста 33,8 % в годовом исчислении, зафиксированные в третьем квартале 2020 года, примерно в два раза превысили второй по величине квартальный показатель за всю послевоенную эпоху, а во втором квартале 2021-го объем производства превысил допандемический уровень. Экономисты предположили даже, что, хотя во многих отношениях этот процесс восстановления был уникален, он может послужить важнейшим уроком на будущее, научить экономистов и правительства, что нужно делать в условиях и других кризисов, и рецессий.

В период с февраля по апрель 2020 года, когда пандемия, казалось, выжигала экономику, в США потеряли работу около 22 миллионов человек. Но уже к осени 2021-го было создано почти 17 миллионов новых рабочих мест. При этом наем значительно отставал от роста ВВП. Хотя во втором квартале объем производства достиг нового максимума, занятость осталась более чем на 4 % ниже допандемического уровня. То есть Америка производила больше продукции, чем всего полтора года тому назад, имея при этом примерно на шесть миллионов меньше работников. Иначе говоря, производительность труда резко возросла. Пандемия