«Такого рода подростковая индивидуальность может плохо отразиться, – заявила директриса, – как на школе, так и на учениках. Мы предпочитаем, чтобы наши учащиеся приобретали здесь здоровые и коммуникабельные командные качества».

– В нашей школе, – сказал консультант Ари в своем кабинете, – поощряются здоровые и коммуникабельные, командные качества. Мы придаем особое значение…

– В нашей школе, – перебил его Ари, – учатся безмозглые трутни, и их поощряют тупо заучивать прописные истины, дабы они могли воспроизвести ограниченный и эгоистичный родительский стиль жизни, принятый в среде белого среднего класса.

– Что ж, – вяло откликнулся консультант, – м-да, данная точка зрения…

– Учащиеся этой школы, – продолжил Ари, – потакая своим желаниям, достигли поразительных уровней в употреблении алкоголя, наркотиков и сексуальной распущенности, достигли в такой степени, что вы и весь ваш коллектив не могли бы даже представить. Однако вы предпочитаете не противостоять этому, не так ли? Вы не исследуете причины этих пороков. Вы не привлекаете к ответственности тех, кто продает марихуану и таблетки сомнительного происхождения и чистоты. Нет, вы предпочитаете возводить поклепы на двух учащихся, которые предпочли отстраниться от такого рода деятельности и создать отношения, совершенно…

– Мне сообщили, что вы провели ночь в ее комнате.

Ари пожал плечами.

– Вы отрицаете это?

– Нет, не отрицаю. Мы с Софи хотим быть вместе. Вы и ваши соглядатаи не сможете остановить нас.

– Ари, вы нарушаете правило.

– Да, если правило смехотворно.

– Это важное правило. Оно призвано защитить…

– А как насчет правил запрета употребления алкоголя или наркотиков или запрета воспитания полных и законченных занудных идиотов? Ведь каждый здесь виновен в нарушении этих правил. Каждый.

– За исключением, разумеется, вас и Софи?

Ари поднялся с кушетки. Он наклонился, чтобы взять с пола газету. А выпрямившись, покачал головой.

– Моя мать оказалась права, – проворчал он.

– Права относительно чего?

– Относительно школы, – ответил Ари, посмотрев консультанту в глаза и сделав широкий обобщающий жест рукой. – Относительно здешних порядков. Вас. Все здесь пытаются забить квадратные колышки в круглые дыры. Этой школе хорошее обучение пристало, как корове седло.

– Расскажите мне о вашей матери, – предложил консультант.

– Нет, – усмехнувшись, ответил Ари, – не расскажу. Я не хочу рассказывать вам о моей матери.

– Сотрудники говорят, что никогда не встречались с ней, что она не бывала в школе.

– Верно. И что из этого?

– Учителя говорят, что разговаривали с ней по телефону, но в школу приходили только ваш отчим, ваш дядя и пару раз ваша бабушка.

Ари возвел глаза к потолку и скрестил на груди руки вместе с газетой.

– Почему ваша мать не появляется в школе?

– Смутно догадываюсь, – ухмыльнулся Ари, – что ей не хочется встречаться с такими, как вы, людьми.

– Мне сообщили, что последние несколько дней вы вели с ней по телефону жаркие споры.

Ари закрыл глаза и покачал головой.

– Слышали, как вы высказывали предположения относительно местонахождений вашего отчима.

Консультант помедлил, ожидая услышать отклик Ари, но не дождался.

– Ваш отчим бросил вас? Все ли в порядке у вас дома? Ари, не страдает ли ваша мать от депрессии?

Ари пристально взглянул на него и начал смеяться. Обессилев от смеха, он согнулся пополам и, ухватившись за колени, слегка смял свои элегантные брюки.

– Почему вы смеетесь, Ари? Депрессия – серьезное заболевание, но оно лечится. Возможно…

– Больше всего меня поражает, по-моему, то, – заявил Ари, – насколько неверно вы все понимаете. Вы явно прочитали мои записи, старательно изучили их, но поистине удивительно то, что в итоге вы представили совершенно искаженную и ошибочную картину наших семейных дел. Право же, ваша последовательность в ошибочном понимании любых событий достойна похвалы. Итак, – заключил Ари, выпрямившись, – надеюсь, наш разговор закончен. Я возвращаюсь на урок истории. Adios[89].

Дверь за ним захлопнулась. Консультант глубоко вдохнул и выдохнул, мысленно очищая легкие и весь кабинет, как он надеялся, от присутствия этого слишком умного парня, от его враждебных выпадов и обширного лексикона.

Вооружившись ручкой, он написал сегодняшнюю дату в досье Ари. Но после этого глубоко задумался, осознав, что не имеет ни малейшего представления о том, какое писать заключение.

Дэниел, Бруклин, 1986

Дэниел толкнул дверь благотворительного магазина, зная, что сейчас сработает пружинный механизм и колокольчик взорвется резким двутональным звоном. Он попытался закрыть уши, но опоздал. Едва он переступил порог, трезвон колокольчика откликнулся гулом в его левом ухе.

Это породило продолжительные шуршащие звуки, наряду с разноголосым по высоте лязганьем или бренчанием, словно кто-то на уровне его головы подметал пол или чистил щеткой одежду, при этом повесив себе на шею погремушку. Он тряхнул головой, как собака, старающаяся избавиться от избыточной воды или неприятного запаха, но это движение, видимо, лишило его равновесия. То ли коврик сдвинулся под ногами, то ли дверной проем оказался слишком узким, то ли ступенька чересчур высокой. Так или иначе, он споткнулся, дверная ручка рванулась ему навстречу, и его плечо пришло в болезненное соприкосновение с ее острым краем.

Выпрямившись, он осознал, что тяжело привалился к удобно расположенному креслу с гобеленовой обивкой, которое требовало соблюсти известный кодекс поведения, то есть кивнуть дамам за прилавком, приветствовать их, но и с этим он тоже опоздал, споткнувшись в их магазине и смахнув полой своего пальто с низкого столика коллекцию стеклянных фигурок животных.

Мелкие поблескивающие зверьки рассыпались по ковру и лежали там, точно жертвы какого-то ужасного стеклянного геноцида. Он заметил упавшую белку, лишенную одного глаза, кота с острыми стеклянными ушками и какую-то менее определенную фигурку, возможно бегемота.

«Важно, – напомнил он себе, – держаться прямо, выглядеть спокойным, собранным и, главное, трезвым и здравомыслящим. Он осторожно миновал упавших животных и направился к галантерейным товарам, к рядам полок и витрин.

Сильный, кисловатый, бьющий в нос запах благотворительных товаров наполнил его ноздри, вызвав болезненное жжение в горле.

«Трезвость, трезвость, трезвость», – бубнил он себе под нос, кружа по проходам: мимо вешалок с залоснившимися на локтях мужскими пиджаками, мимо корзины с шерстяными шарфами, напоминавшими клубок сплетенных змей, мимо полок с закрытыми туфлями и резиновыми сапогами. Печальные останки человеческих жизней, всплывшие здесь в надежде на нового покупателя, на новый дом.