– Тоже одни цифры в голове?

Алан кивнул.

– Он тоже любил математику и естественные науки. И еще, у него были особенные глаза… я даже не имею в виду их красоту. Он видел все. Мог показать Венеру средь бела дня, даже без телескопа. И мне захотелось стать таким, как Кристофер. У него был телескоп, и мне захотелось такой же. На мой семнадцатый день рождения мне подарили телескоп и книгу Эддингтона[64] о созвездиях. Мы с Кристофером просто помешались на звездном небе. Мы ходили в обсерваторию и приобрели звездный глобус. В то время к Земле приблизилась комета, и мы с Кристофером нередко засиживались допоздна, наблюдая за ней. Я так волновался, словно речь шла о чем-то большем, чем обыкновенная комета. Мы с Кристофером знали, где она должна появиться – где-то между созвездием Малого Коня и Дельфина, – и часами сидели без движения, ожидая ее. Мы по очереди припадали к объективу, поэтому никогда не наблюдали ее вместе. А потом, зимой, в нашу школу приехал хор мальчиков. Я никогда не интересовался музыкой, но все равно пришел в зал – не столько ради того, чтобы послушать, сколько посмотреть. Кристофер был там. Мы и без того часто виделись, но тут… мне трудно это объяснить… в общем, мне стало страшно. Той ночью я долго ворочался с боку на бок и все смотрел на небо. Стояла полная луна. Должно быть, мне все-таки удалось вздремнуть, потому что около трех часов ночи я проснулся. В монастыре били часы. Я встал и подошел к окну. Но на этот раз я смотрел не на небо, а в сторону дома, где жил Кристофер. Меня вдруг охватил ужас… Наутро Кристофер не явился на занятия, и на следующий день тоже. Я отправился к нашему классному наставнику, но тот не дал вразумительного ответа. Спустя несколько дней ко мне подошел один из учителей. «Мужайтесь, – сказал он. – Кристофера больше нет».

– Что же случилось? – спросил Фарли.

– Когда-то в детстве Кристофер выпил инфицированное молоко и с тех пор болел. Он никогда не рассказывал об этом. Он вообще не говорил ничего, что могло бы напугать меня или смутить. Но той ночью, когда я смотрел на луну из окна спальни, случился очередной приступ, которого он не пережил. Кристофер умер в больнице, спустя несколько часов после того, как поступил туда… Я не мог с этим смириться, и мне пришло в голову, что Кристофер продолжает жить, но уже не так, как мы. К религии это не имело ни малейшего отношения. Испуганный мальчик, я снова нашел утешение в науке и состряпал очередную оригинальную теорию. Она основывалась на идеях квантовой физики… Тогда квантовая физика вскружила головы многим. Люди пытались объяснить свою жизнь и свободу воли через принцип неопределенности[65] и непредсказуемость поведения элементарных частиц. Моя теория не имела ничего общего с этими модными глупостями. Мне подумалось, что душа не есть нечто принципиально отличное от тела или от любого другого объекта во вселенной. Все состоит из одних и тех же частиц – маленьких блуждающих звездочек – и управляется одними и теми же законами. Все – и живое, и мертвое – включено в некую структуру… в логическую структуру…

– И ты понял эти законы и эту структуру?

Алан рассмеялся:

– Ну… разве в самых общих чертах.

– То есть все началось со смерти Кристофера?

– Кто может сказать, когда все началось…

– Погода портится. Нам пора.

Тьюринг достал лопату из молочной тачки и вонзил в каменистую землю. Сделал углубление, опустил в него ящик с серебряными болванками и посмотрел на небо. Зарыв ямку, разровнял землю и присыпал травой, как будто ухаживал за могилой.

– Пусть покоятся с миром, – пошутил Фарли.

– До грядущего воскресения, – добавил Алан.

***

После отмены операции Флеминга война казалась проигранной. Европа была в руках нацистов. Никто не ожидал, что Гитлер повернет на восток, против Советского Союза и будет воевать на два фронта. Равно как и того, что немцы, вместо того чтобы принять помощь Японии на востоке, решатся действовать на свой страх и риск и втянут в войну Соединенные Штаты.

Мы знали только, что нацисты господствуют на континенте и в море, а новые шифровальные коды остаются все так же недоступны. И то, что ключ к морской «Энигме» есть ключ к Атлантике.

Зима выдалась холодной и не сулила никаких перемен. Но потом пришло известие о том, что операция «Клеймор», похоже, увенчалась успехом.

Эскадра из пяти британских эсминцев получила задание взять немецкое кодовое оборудование. Четвертого марта около шести утра с эсминца «Сомали» заметили вооруженный немецкий траулер под названием «Краб» и открыли огонь. Это произошло неподалеку от Свольвера, у берегов Норвегии. Англичане быстро вывели траулер из строя, но это было меньше чем полдела. Вместо того чтобы потопить судно, как это обычно делалось в таких случаях, англичане поднялись на его борт. Последнее и стало причиной того, как мало кодового материала поступило потом в Блетчли.

Фарли не понимал капитана, решившего штурмовать траулер. Так или иначе, на этом настаивал сигнальщик, лейтенант Уормингтон, и капитан в конце концов пошел у него на поводу. Команда поднялась на борт, потрясая оружием. Подробностей происшествия не сообщалось, но Уормингтон направился в каюту немецкого капитана и изъял все документы, помеченные заголовками «Innere Einstellung», «Äußere Einstellung» и «Steckerverbindung»[66]. Операцию можно было бы считать успешной, если б не маленькая оговорка в рапорте: «Похоже, немецкий капитан успел уничтожить бо́льшую часть материала».

Материалы были переданы в Блетчли в течение нескольких дней. Фарли помнил, как, поднимаясь от озера к особняку, повстречал Питера Твинна и спросил, где может быть Тьюринг.

– Поищи в столовой, – посоветовал коллега.

Оскар не любил ходить в столовую, если только не бывал голоден. В нос ему тут же ударил отвратительный запах тушеной капусты, отварной рыбы и чего-то похожего на ванильный крем.

Алан лениво ковырял вилкой картофельное пюре. Он выглядел настолько подавленным, что Фарли стало не по себе.

Узнав о прибытии кодовых материалов, Тьюринг оживился. Его до того бледное лицо заиграло красками и будто помолодело. Таким Оскар помнил его в лесу в Шенли. Но Фарли не хотел обнадеживать Алана понапрасну, поэтому поспешил добавить:

– Похоже, бо́льшая часть документов утеряна.

Оскар боялся. Алан был слишком взвинчен. Разочарование могло обернуться апатией или нервным срывом. Откуда было знать Оскару Фарли, что именно в эти дни Тьюринг стоял в двух шагах от главной победы в своей жизни?