Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне нет причин сомневаться в своей настоящности – я из плоти и крови, чем тебе не доказательство? – уже другим, оглушённым, голосом спрашивал Репрев, но всячески пытаясь замаскировать его под свой обычный голос.
– Я тоже из плоти и крови, – рассудительно произнёс Ямма.
– Да, но ты появился в Коридоре. А где появился я – мне отлично известно, и это служит вторым доказательством моей настоящности.
– И где ты появился?
– Может, тебе ещё сказать откуда? – Репрев смерил презрительным взглядом Ямма.
– Мне достаточно получить ответ на мой предыдущий вопрос.
– На планете Терция-Терра. Надеюсь, точный адрес указывать не надо?
– И что же это доказывает?
– Ну, все, кто родился на Терция-Терре, самые что ни на есть настоящие.
– Своё происхождение можно легко забыть. А иногда можно даже потерять себя.
– А ты демагог, – ухмыльнулся Репрев.
– Отвечу и я на твой вопрос: почему я не могу склеить, как ты выражаешься, ласты. Я не могу. Из-за вас. Ради вас. Потому что это ваше испытание.
– Что ж ты сразу не сказал, водоплавающее?! – завопил Репрев, но вдруг вспомнил, что ему говорил Алатар про его громкую речь, и непроизвольно нахохлился. – И не тебе решать мою судьбу. Я сам ей хозяин.
– И тут ты ошибаешься, Репрев. Ты всего лишь бросаешь жребий.
– Посмотрим, кто ещё ошибается, сфинкс ты мелководный, – пробурчал Репрев.
Алатар с Умброй пробирались в чащу. Шли там, где мог пробраться тигр, перешагивая через высушенные канавки, обходя буреломы по кочковатой, томящейся по влаге земле. С каждым шагом искателей деревья смыкались, без страха и с безмолвным любопытством обступали их, перешёптывались скрипом и шуршанием о непрошеных гостях. Облезлые, испещрённые пупырышками, словно гусиная кожа, рассеялись по чаще стволики елей: как обглоданные кости, они валялись повсюду, то ли сильными ветрами обломанные, то ли неведомыми зверями.
Не протиснулся сюда солнечный свет – он вольно скользил себе по верхушкам елей и сосен, не ведая печали. И лишь отдельные лучики косыми треугольниками прорезали курящуюся лёгонькую желатинную дымку в осевшем полумраке, и мерещилось, будто бы он, полумрак, затаившись хищником, прислушивается к вам, а вы вслушиваетесь в него, пребывая в царствии беспечно-навострённой тишины. Отзывались лишь те звуки, что издавали сами непрошеные гости: под лапами тигра похрустывали ветки да слышалось его размеренное, какое бывает у спящего, сопение. До тех пор, пока Умбра не открыл рот.
– Алатар, – тихонечко спросил его Умбра. – Давай я взлечу высоко-высоко и с неба высмотрю травку.
– Ну уж нет, – категорично усмехнулся Алатар. – Мне сегодня сполна досталось от твоей мамы. Разве она разрешила тебе летать? Вот поранишься, что я буду делать? Что я твоей Агнии скажу? Да она с меня все полоски заживо сдерёт и будет права.
– А мы ей ничего не скажем, – ещё тише проговорил дракончик слащавым голоском, на что Алатар снова усмехнулся.
– Вот мы не скажем, а с тобой что-нибудь случится, что тогда делать? А, ты не подумал. А призадумайся на мгновение, каково будет твоей маме? Агния этого не переживёт.
– Но ты же разрешил мне искупаться в реке? – не понимал Умбра.
– Я попустил твоё купание в реке. Объяснить, что значит «попустил»? – спросил Алатар, остановившись и посмотрев на Умбру через плечо. Дракончик уверенно покачал головой: объясни. – А значит это, что я позволил случиться тому, чему позволять случиться было никак нельзя.
– Почему тогда разрешил?
– Потому что посчитал, что если я такой большой и сильный, то смогу тебя защитить. Я ослушался Агнию, нашего путеводителя. И нет ничего безответственнее для бенгардийца, чем ослушаться путеводителя, чем ослушаться мать. Мы чтим матерей. Нет ничего проще, чем распоряжаться чужой жизнью. А когда дело доходит до своей, ты сто раз подумаешь. Поэтому, как говорила Агния, крепче держись. Смотрим в четыре глаза. Никому, кроме тебя, не повезло прокатиться на спине у бенгардийского тигра. Ну, не здорово ли? Каждая пичужка умеет летать, а на тигриной спине не каталась и блошка, – восхищался Алатар за себя и за Умбру.
– Ещё как здорово! – воскликнул Умбра, но тут же поник: – Но полетать ты мне всё равно не разрешил.
– Ох, ну, ты и неуёмный! – завёлся Алатар, устало вздохнув. – Смотри внимательно по сторонам и иногда на лепесток. И не потеряй его.
– Он у меня в баночке, – наклонился вперёд Умбра.
– Вот и славно.
– А зачем мне смотреть на лепесток?
– Тебе нужно смотреть не на лепесток, а на имена, написанные на лепестке.
– А зачем?
– Умбра, для кого я объяснял! – начинал сердиться Алатар. – Чтобы ты не потерялся.
– Как я потеряюсь, если ты со мной?
– Просто смотри на лепесток, – громко вздохнул тигр.
– А ты почему не смотришь?
– Я посмотрю с тобой, если достанешь мой.
– А ты скучаешь по своей маме? – вдруг спросил Умбра.
Подумав о чём-то, Алатар ответил:
– У меня не было мамы.
– Так не бывает, – несогласно заёрзал на его спине Умбра. – У всех есть мама!
– У меня была мама. А потом мамы не стало. Бывает и так.
– А по папе ты скучаешь?
– Да. Да, ещё как, Умбра. Я скучаю и по матери, и по отцу, и по всем своим братьям и сёстрам.
– У тебя было много братиков и сестричек? – заинтересованно спросил Умбра.
– Родных – нет. Но для меня каждый бенгардиец – брат или сестра.
– Даже плохие?
Алатар так и замер с поднятой лапой.
– Мы, бенгардийские тигры, не желаем и не делаем друг другу плохого.
– Никогда-никогда? – искренне удивился дракончик.
– Мы старались, – произнёс Алатар с нажимом на последнее слово. – И, наверное, за всю историю Бенгардии самое страшное зло сделал я.
– А какое? – спросил Умбра, растянувшись на спине тигра, обхватив его за шею и прижавшись к нему мордашкой.
– Ты наверняка уже слышал, я не раз говорил, – нехотя пробубнил Алатар.
– Ну скажи ещё разочек! – канючил Умбриэль.
– Ну, хорошо, скажу. Я не успел на бойню и подвёл свой народ.
– А почему ты не успел?
– Умбра! – закипел Алатар. – Перестань донимать меня своими расспросами. Я чувствую себя, будто меня захватили в плен, и я на допросе. Но, наверное, так со всеми детьми.
– О чём мне тогда тебя спрашивать? – расстроился Умбра, свесившись с тигра и пытаясь заглянуть ему в глаза.
– Я не запрещал тебе говорить: спрашивай о чём