рассыпался мутными ромбами, чтобы вновь собраться воедино и опять распасться. Бенгардиец закрыл глаза – в ушах убаюкивал гул течения, с ним хотелось раз и навсегда слиться в одно целое. Он нежился в водной прохладе, и она как отдушина одновременно бодрила и отвлекала от палящего зноя наверху, в который рано или поздно неизбежно придётся вернуться.

Алатар вышел на берег. На берегу был один только Астра. Агния с Умброй и Репревом стояли у покинутого дома.

– Строптивая она, – лениво отряхнувшись, тихо произнёс Алатар. – Санджана такой же была. Правда, она никогда бы не осмелилась зарядить мне лапой по уху. Для нас, бенгардийских тигров, тигрице ударить тигра – целое преступление. Хотя, кто знает, я так и не успел разгадать мою Санджану – может быть, и зарядила бы. Да чего уж там, и всей жизни бы не хватило, чтобы её разгадать, – усмехнулся Алатар.

– Вот ты говоришь – целое преступление. И наказание за него полагается? Типа голова с плеч? – спросил Астра, проведя ладонью по горлу.

– Белая Мать-тигрица, Астра, что ты, нет, конечно! – даже возмутился Алатар. – Мы же не дикари. В мешок, да и в реку! – расхохотался он, а от Астры послышался лишь нервный, быстро угасающий смешок.

– Я не привык делить на тигров и тигриц, на кинокефалов и кинокефалок, – поделился Астра. – Вот ты, например, для меня сперва тигр сам по себе, а потом уже всё остальное.

– Как так? – удивился Алатар, дёрнув ушами.

– Ну, возьмём, для примера, Агнию. Для меня она в первую очередь кинокефал, такой же, как и я. Умбра тогда вот в пещерах спросил, почему Агния не роет норы, ведь она – лисичка? И я ему ответил, что не все лисицы роют норы, и она не должна. Поэтому, что бы она ни делала или делала, её выбор – это кинокефал в чистом виде.

– А разве кинокефал в чистом виде – это не тот кинокефал, для которого артифекс уже определил правильный и неправильный выбор? – улыбнулся Алатар. – И если выбираешь артифекса, значит, ты – кинокефал в чистом, как ты выражаешься, виде? А всё остальное – лишь примеси характера и привычек. Ладно, оставим пока этот разговор и поговорим об Агнии. К счастью, я необыкновенно сдержан и никак не ответил на её дерзость. Неизвестно, чем бы закончилось, если… Признаться, я не самый сдержанный из племени, но куда хладнокровнее тебя или кого-то ещё.

– Я тоже умею держать себя в руках, когда это требуется, – сказал Астра, но всё ещё думал о словах Алатара. – Сторонюсь ссор. Я – миролюбивый, так про меня говорят.

– Нет, Астра, – покачал головой Алатар. – Ты не понимаешь. Есть у нас, у бенгардийских тигров, такой обычай: если ты принял решение вступить в ряды королевской стражи, то после наступления совершеннолетия тебе предстоит пройти испытания, почти как в Зелёном коридоре. И одно из них: тебя привязывают к столбу на площади, и любой бенгардиец может подойти и облить тебя помоями, плюнуть в твою сторону, сказать грубое слово, ударить или даже бросить в тебя камень, только – не убить, а ты должен молча сносить всё, терпеть. И никто не посмотрит, королевских ты кровей или из народа, – все равны. А знаешь, зачем это делается? Чтобы проверить, не проснётся ли в тебе обида и злоба на свой народ, народ, который ты обязан защищать ценой своей жизни, даже когда он тебя ни во что не ставит.

– И никто не боится – тигрицы, дети, – что их могут порвать на куски, если вдруг у привязанного к столбу сдадут нервы?

– Никто, – твёрдо сказал Алатар, – потому что этот тигр для них – уже страж, а королевский страж даёт клятву оберегать их жизни даже ценой своей. А тот, кто обнажит клыки на свой народ, когда-нибудь обнажит их и на короля.

– И ты тоже проходил это испытание? – таращился на Алатара Астра.

– Лично я – нет. Но в детстве навидался достаточно живых примеров, чтобы понять значимость самообладания. Я не успел, Астра. Вся эта, как вы её называете, Бенгардийская бойня пришлась как раз на день моего совершеннолетия.

– А как думаешь, ты бы выдержал испытание?

– А как я должен ответить тебе на такой вопрос? – уголок тигриного рта подтянулся вверх. – Нет, не выдержал? Ох, Астра, мы каждый день ведём бой, и он не обязательно должен происходить на поле брани, каким ты его себе представляешь, а враг – быть видим глазу. Все мы воины, от мала до велика, – ты и я, только на службе у разных королей. Но будем надеяться, что в нашем случае – у одного. Сейчас наше войско незначительно и смешно, нравится кому-то или нет, но его ведёт за собой Агния. Её одолевают чувства несправедливости и непонимания, страха за названого сына Умбру. И они ослепляют её, а каждый проделанный шаг в Зелёном коридоре имеет свою цену, подчас выше, чем ты думаешь. Я оступился, потому что ослушался своего путеводителя, и мне стоит попросить у неё прощения. Но сейчас она послушает только тебя одного, так что иди к ней и начни разговор.

– Агния, Агния! – окликнул её Астра – она стояла у ежевики и с безразличием смотрела, как Репрев поедает ягоды. – Не сердись на Алатара, он ведь ненарочно.

– Ненарочно? Как раз нарочно – он сделал мне назло. Предупреждала его – будь осторожен с Умброй. А что сделал Алатар? Чуть не угробил мне Умбриэля. Представь, если бы он соскочил со спины и ударился головой об подводные камни?

– Умбра и так с тех самых пор, как мы вышли из пещер, катается на спине Алатара, – развёл руками Астра. – Ещё ни разу не упал.

– Раз так, значит, больше у меня не будет, – сказала, как отрезала, Агния, на что от дракончика раздалось в ответ протяжное и слезливое: «Ну не-е-ет!» – А если бы его там укусила какая-нибудь рыба? А пиявки? Могу поклясться, я видела у берега пиявок! Видела, и сама же отпустила, – вот же идиотка! Сама на верную смерть отправила, – сплюнула она. – Или если бы Умбра поцарапался о мимо проплывающий мусор?

– Какой мусор, ты сама себя слышишь? Здесь уже давно никто не живёт. И река чистая, как слеза младенца.

– Это ты себя послушай, Астра! Река, сама по себе, не может быть чистой. Коряги там всякие, кости дохлой рыбы…

– Вот ты пиявок там видела, а я раков – это первейший признак чистой воды, – поднял палец Астра. – Нет там никаких коряг и костей.

– Ох, ещё и раки! – всплеснула