— Каких... союзников? — вторгся в их дуэль негромкий, чуть задыхающийся голос.

Лина едва удержалась, чтобы не обернуться. Ну, конечно. Даже с шипами-нейтрализаторами Лёш не потерял ни самообладания, ни любопытства. Или отвлекал?

— Позже, — отмахнулась Лиз.

— Как ты сюда попала? — Лина так и не смогла сказать «мама». Как, ад и преисподняя, бывшая глава, лишенная Феникса, пробила защиту дома и барьер? У Соловьевых?

— Ах да... я и забыла. — В голубых глазах точно сверкнуло острое стекло, и в следующий момент Лиз дернула с дивана покрывало, и взгляд Лины столкнулся с виноватыми глазами отца.

Девушка на миг закрыла глаза. Отец. Веревки на его запястьях, клейкая лента на губах (очень не магический способ заставить молчать, мама)... и аварийный телепорт, который она, Лина, сама выдала Орешниковым на всякий случай! А получилось вот что. ***! Лину замутило от мысли, как экс-феникс раздобыла этот телепорт. Она слишком хорошо знала железную хватку матери как в прямом, так и в переносном смысле и только надеялась, что ее братья хотя бы остались живы...

Кажется, отец хотел что-то сказать. Попросить прощения. Потом, папа. Все потом. Сейчас некогда разговаривать.

— Какая неожиданная встреча. — Вежливый, словно речь шла о погоде, голос Лёша был полон иронии. — Право же, так приятно видеть родителей моей дорогой жены вместе. Жаль, что вас не было на празднике в честь выхода демонов на поверхность.

Лина все-таки сжала губы. Лёш в своем репертуаре. Люблю тебя, милый, но иногда ты бы мог поучить кобру ядовитости. Умница. Поотвлекай ее, пока я соображу, что делать.

— Наружу стремятся только слабаки, неспособные выжить в родных пещерах, — презрительно улыбнулась Лиз, — вроде мальчишки, которого подобрал твой брат. Ему была оказана великая честь, а Ян струсил. А теперь вместо почетной смерти во славу рода служит светлым магам домашней зверушкой и возится с цветочками.

— Эти цветочки при случае могут и придушить, — отстраненно возразила Лина. — И менее всего он похож на зверушку. Убедишься сама... если увидишь.

— И неужели не скучает по семье? — укоризненно покачала головой Лиз. — Впрочем, дурной пример заразителен...

— Надо же, оказывается, моя мать дорожит семьей! Жизнь полна сюрпризов! — Голос феникса холоден, как улыбка Лиз, остатки растерянности испарились окончательно, сменившись боевым настроем. Никакого волнения, спокойствие и хладнокровие, как когда-то поучала мать.

Но лишь снаружи. Под тонким ледком клокотало пламя. Спокойствие? Как бы не так! Адреналин горячит кровь лучше всякого вина, а всю ее охватывает злой азарт. Мама, ты опять решила помериться силами? Ну что ж, посмотрим, кто кого!

— Да. На сюрпризы жизнь щедра. Воспитаешь дочь, а она тебе нож в спину. Ни слова, ясно?! — Взгляд буквально режет, а пальцы сильней стискивают разрыв-шар. — Поднимаешь клан, а он от тебя отрекается... от меня отрекается! Встретишь воина, а он, оказывается, не сталь, а актеришка... и еще всерьез думал, что я откажусь от всего ради его «счастья». Он тоже не слишком долго скучал по мне. Правда? — Лиз обернулась к Даниилу. — Что-то он слишком молчаливый. Лина, девочка моя, — снова улыбка с оттенком безумия, — сними с него это человеческое приспособление.

Несколько шагов по полу она проделала, как по осколкам льда. Или стекла.

— Развяжешь — будет на твоей совести, — бьет в спину холодный голос. С тенью предвкушения.

«Спровоцируй меня, — слышится в этом голосе, — и его смерть будет по твоей вине».

— Лина, прости, — первое, что срывается с бледных губ. — Она мальчиков...

— Я понимаю. Тише...

— Не отвлекаться! Хотя... можешь попробовать, Данечка! Уверена, что Лину утешит, что ты предал ее по важной причине. Из-за своих щенков. Девочку за двух мальчиков... а, Данечка?

— Змея...

— Змея? Ты еще не разучился делать комплименты, — расхохоталась Лиз. И снова та сумасшедшинка в глазах, в смехе, в голосе. — Змея... А укуса не боишься?

В пальцах Лиз стальной рыбкой мелькнул нож. Пусть она утратила способность вызывать ножи, но ловкость рук и наличие богатого арсенала успешно создавали иллюзию былой силы.

Первый клинок пригладил волосы Даниила, второй, вылетевший следом, расчетливо прошел по щеке, зацепив ухо. Брызнула кровь. Но Орешников молчал, ненавидяще глядя на бывшую жену.

— Прекрати!

— Не смей мне указывать, девчонка!

— Я сказала — прекрати!

— Заткнись!

— Пре-кра-ти... — Лина больше не кричит. Она смотрит, смотрит, смотрит в эти голубые глаза не отрываясь, пока мать первой не отводит взгляд. — Не смей, слышишь? Просто не смей.

— Дрянь. Дрянь, дрянь! Ну почему тебе надо все испортить! Я хотела дождаться, пока не вернется этот Ян, я хотела, чтобы ты сначала потеряла все, чем дорожишь, как я... я думала... Да плевать! Ненавижу!

Мать отшвыривает разрыв-шар (муляж? обманка? фальшивка?), и Лина, не успев подумать, бросается туда, падает, перехватывает неестественно холодную, льдистую тяжесть, перекатывается на спину, а потом время останавливается... Колышек красного дерева летит прямо в сердце Лины, а она, как в замедленной съемке, смотрит на свою приближающуюся смерть...

«Не успеть», — промелькнуло в голове, и тут же девушку с силой толкнуло в сторону, развернуло, впечатав плечом в пол. И прежде чем Лина смогла опомниться и понять, что смерть прошла стороной, на ковер повалилось еще одно тело. С колышком в груди. И расползающимся по рубашке пятном крови...

— Лёша-а!..

И безумный смех Лиз вторит этому отчаянному крику.

Сегодня все валилось из рук. Оба опыта из запланированной серии пошли ко всем демонам, благо идти теперь было не так уж далеко. Сорвался уже, казалось, отлаженный процесс очистки воды. Пришли какие-то невнятные жалобы с опытной станции, так и не доставили заказанную еще месяц назад аппаратуру. Скончалась рыбка...

Мила в двадцатый раз попыталась собраться. Все беды преодолимы, если их решать на спокойную голову. Но вот как раз со спокойствием сегодня были проблемы. Десятое августа. Десятое...

День, когда Лёш должен погибнуть. Из-за любимой девушки.

С тех пор как непрошеная пророчица изрекла свое предсказание (прямо на дне рождения Лёша, нашла же время!), оно висело над семьей, как ядовитое облако. Пятилетний Лёшка, услышав: «...и смерть придет к тебе, и остановится сердце...» — хихикнул и убежал на дележку мороженого, посчитав все шуточкой тети Сабины, а родителям осталось разбираться. С пророчицей поговорил Александр, но та, извиняясь и пытаясь загладить последствия спонтанного транса, только и могла что уточнить дату: десятого августа две тысячи двадцать шестого года. Ни точных обстоятельств будущей гибели, ни убийцу она назвать так и не сумела, как ни старалась.