class="v">Иль как отверстие волкана,

Или как море под грозой,

Или… сравнений под рукой

У нас довольно, – но сравнений

Боится мой смиренный гений:

Живей без них рассказ простой.

В потемках пылкий наш герой

Теперь воображает живо

Хозяйки взор красноречивый

и т. д.

После стиха «Отправился, на всё готовый»:

Граф местной памяти орган

Имел по Галевой примете14,

Он в темноте, как и при свете,

Нашел бы дверь, окно, диван.

Он чуть дыханье переводит,

Желаньем пламенным томим

(Или боязнью). Пол под ним

Скрыпит. Украдкой он подходит

К безмолвной спальне. «Здесь она!

Ждет, нетерпения полна,

Ее склонить не будет трудно!..»

Глядит, однако ж это чудно:

Дверь заперта! Герой слегка

Жмет ручку медную замка

и т. д.

После стиха «Не гладит стриженых кудрей»:

К хозяйке как ему явиться,

Не покраснев? Что скажет ей?

Не лучше ль, мыслит, в путь пуститься?

Да не готово колесо.

Какая мука это всё!

За чьи грехи я погибаю?

Но вот его позвали к чаю

и т. д.

ПОЛТАВА

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ «ПОЛТАВЫ»

Полтавская битва есть одно из самых важных и самых счастливых происшествий царствования Петра Великого. Она избавила его от опаснейшего врага; утвердила русское владычество на юге; обеспечила новые заведения на севере и доказала государству успех и необходимость преобразования, совершаемого царем.

Ошибка шведского короля вошла в пословицу. Его упрекают в неосторожности, находят его поход в Украйну безрассудным. На критиков не угодишь, особенно после неудачи. Карл, однако ж, сим походом избегнул славной ошибки Наполеона: он не пошел на Москву. И мог ли он ожидать, что Малороссия, всегда беспокойная, не будет увлечена примером своего гетмана и не возмутится противу недавнего владычества Петра, что Левенгаупт три дня сряду будет разбит, что наконец 25 тысяч шведов, предводительствуемых своим королем, побегут перед нарвскими беглецами? Сам Петр долго колебался, избегая главного сражения, яко зело опасного дела. В сем походе Карл XII менее, нежели когда-нибудь, вверялся своему счастию; оно уступило гению Петра.

Мазепа есть одно из самых замечательных лиц той эпохи. Некоторые писатели хотели сделать из него героя свободы15, нового Богдана Хмельницкого. История представляет его честолюбцем, закоренелым в коварствах и злодеяниях, клеветником Самойловича, своего благодетеля, губителем отца несчастной своей любовницы, изменником Петра перед его победою, предателем Карла после его поражения: память его, преданная церковию анафеме, не может избегнуть и проклятия человечества.

Некто в романической повести изобразил Мазепу старым трусом16, бледнеющим пред вооруженной женщиною, изобретающим утонченные ужасы, годные во французской мелодраме, и пр. Лучше было бы развить и объяснить настоящий характер мятежного гетмана не искажая своевольно исторического лица.

31 января 1829

ОТРЫВКИ, ИСКЛЮЧЕННЫЕ ИЗ ПЕЧАТНОГО ТЕКСТА

После стиха «Над ним привычные права»:

Убитый ею, к ней одной

Стремил он страстные желанья,

И горький ропот, и мечтанья

Души кипящей и больной…

Еще хоть раз ее увидеть

Безумной жаждой он горел;

Ни презирать, ни ненавидеть

Ее не мог и не хотел.

Но ежели средь мутной думы

Мазепу он воображал,

То все черты его угрюмы

Смех ярый зверски искажал.

После стиха «Но, вихрю мыслей предана»:

«Ей-богу, – говорит она, –

Старуха лжет; седой проказник

Там в башне спрятался. Пойдем,

Не будем горевать о нем.

Пойдем, какой сегодня праздник,

Народ бежит, народ поет,

Пойду за ними; я на воле,

Меня никто не стережет.

Алтарь готов; в веселом поле

Не кровь… о, нет! вино течет.

Сегодня праздник. Разрешили.

Жених – не крестный мой отец;

Отец и мать меня простили;

Идет невеста под венец…»

Но вдруг, потупя взор безумный,

Виденья страшного полна, –

«Однако ж, – говорит она, –

и т. д.

Кроме того, в черновой рукописи имеются следующие стихи, опущенные в печати:

Вместо стиха «Звездой блестят ее глаза» и следующих:

Звездой горят ее глаза,

Но редко в них видна слеза,

Улыбка оживляет их.

Природа странно воспитала

Ей душу в тишине степей,

И в жертву пламенных страстей

Судьба Наталью назначала.

К стиху «и вскоре слуха Кочубея» и следующим:

Еще поспорим мы с Мазепой,

Старик лукавый и свирепый

Тебя забудет – и другой

Жених найдется, молодой…

После стиха «Душа преступницы младой»:

Ее неровный, дикий нрав,

Ее потупленные очи,

Ее встревоженные ночи

И дни без девичьих забав.

После стиха «Ей дан учитель: не один»:

Урок тяжелый и кровавый

Ей задал шведский паладин,

Гроза младенческой державы,

Сих неудач из рода в род

Воспоминанье прозвучало –

Одной из оных бы достало,

Чтоб сокрушить другой народ.

После стиха «И равнодушно пировал»:

Другие тайные заботы

Гнездилися, быть может, в нем

И сердце средь его дремоты

Точили медленным огнем.

После стиха «И краткой встречей был утешен»:

В младые годы к ней одной

Стремил пылающие взоры

И посвящал души больной

И тайны слезы и укоры.

Вместо стиха «Но если кто хотя случайно» и следующих:

Ни презирать, ни ненавидеть

Ее не мог и не хотел,

Еще хоть раз ее увидеть

Безумной жаждою горел,

Когда же мстительною думой

Мазепу он воображал,

Тогда багровел лик угрюмый

И саблю юноша хватал.

Стихи «Кто при звездах и при луне» и след. были первоначально написаны другим размером:

При звездах и при луне

Мчится витязь на коне

Во степи необозримой.

Конь бежит неутомимо –

Он на север[28] правит путь

И не хочет отдохнуть

Ни в деревне, ни в дубраве,

Ни при быстрой переправе.

Сабля верная блестит,