– Лорри, – до локтя осторожно дотронулись.

– Джен… – Демон крепко сжал ледяные пальчики, затянутые в черные перчатки.

Как же ей идет черный цвет! Как будет хороша его невеста в черном платье! Вот только… что делать с тем фактом, что для магов он связан с великой скорбью?

– Лорри! Ты меня слышишь?

– Прости… что?

– Я говорю о том, что нам не стоит стоять вместе. Отец… Ему сейчас тяжело. Не хочу, чтобы он переживал еще больше. Ты… не обидишься?

– Конечно, нет, любимая. Скажи… ты любишь черный цвет?

– Черный – мой любимый.

– Не переживай, демон! Можешь и дальше перевязывать сладости траурной ленточкой, мы всё понимаем! – Зеленое облачко вспыхнуло, и на плече у Лорри появился опоссум в маленькой мантии и… крошечных перчатках.

– Чай!

– Если не возражаешь, Ярборро, я буду с Лорри. Он все-таки демон, так что меня, думаю, уже не испугаются. Вы не возражаете против моего общества, принц Лорриан? Я могу быть полезен Вы ведь не знаете всех особенностей поведения магов во время церемонии прощания? Я подскажу…

– Я буду очень признателен… э-э-э-э… жителю местных болот.

– М-м-м-м-м… сойдет. Но, если вы хотите произвести впечатление, можете называть меня Его Сладчайшая Ядовитость, и…

Ива с Шарль подошли к Джен.

– Чай, как всегда, в ударе.

* * *

Черной ленивой змеей маги потянулись к выходу. Звездочеты на башне предсказаний шептали заклинания, сдерживая непогоду, но, несмотря на все старания, первые тяжелые капли уже падали на площадь.

Нардо дар Бранд стоял у открытого окна перед мольбертом. Обязанность чародея – запечатлеть историю Академии. Увы, это не только портреты улыбающихся выпускников и их преподавателей. Как жаль, что такое происходит сейчас, в мирное для Ронна время!

Заведующий кафедрой Звездочетства и Предсказаний вместе с Верховным заняли почетные места во главе процессии. Верлих Албертон произнес речь.

Джен почти ничего не слышала из-за порывов ветра и хлопков развевающихся на ветру мантий. Магини придерживали шляпы. Шляпу профессора Дин сорвало, и она улетела высоко в небо. Старушка даже не обернулась. Пасс рукой, и ее серебряные волосы накрыла черная ткань.

Василена Лендиш стояла рядом. Ее фигура что-то напоминала. Особенно шляпка с перьями, похожими на крылья птички, которая как будто пытается взлететь…

Львы прилетели без всадников. Ровно столько, сколько присутствующих на церемонии боевиков. У отца на груди – огромная черная лента. После того как соберут пепел, он первым подойдет к своему граху.

Грахи медленно и величественно двинулись к костру. На спине одного из них лежало тело. Обтянутая черной блестящей кожей стройная фигурка тонула в огненно-рыжей шерсти. Белокурые локоны рассыпались вдоль сложенных крыльев. Казалось, девушка просто смотрит в темное небо…

Ветер стих. Тучи разошлись. Наступила тишина. Лишь слышно, как мощные крылья рассекают воздух – грах взлетел над площадью, поднимая невесомое тело все выше и выше.

Глава гильдии боевиков Алан Ярборро держал за руку свою жену. Вопреки обычаям, они решили сделать это вместе. Никто из присутствующих не возражал. Взмах – огонь взревел и потянулся к звездам. Лев скинул тело, сделал широкий круг и опустился рядом с остальными своими сородичами, что выстроились в один ряд на противоположной стороне пылающего костра.

Отец развернулся к стоящим отдельно боевикам и что-то крикнул. Джен не услышала, потому что в голове загудело, в груди стало жарко, а в небе… Красиво!

Воспитанники Алана один за другим залпом выпустили огненные шары, что тысячами разноцветных звезд взорвались в черном небе. Джен запрокинула голову, выставила ладони, и… ее шары полетели в небо!

Голос девушки-боевика вдруг послышался совсем рядом: «Это твои кинжалы? Давай, попробуй! Не бойся, я помогу…»

Хотелось вытереть слезы, но руки были заняты – над ладонями полыхало пламя.

«Прощай, Генриетта! И… я тебя не забуду».

Грохот боевых залпов эхом отражался от звезд, медленно уступая вязкой, тяжелой, горькой тишине. Треск костра. Пепел летит, осыпая черные плечи боевиков.

Ее товарищи не плакали. Она бы не поняла. Она сама… никогда не плакала. По крайней мере, никто не видел. Парни помнили спарринги на равных. Бывало, задевали. Случайно. Медленным изящным движением сотрет струйку крови в уголке губ или под носом. И в бой!

А пепел летел и летел, словно снег…

Неожиданно для всех открылся портал. Дивная, грустная мелодия сначала очень тихо, потом все громче и громче звучала… в самом сердце. Падал снег. Или пепел?

Демоницы играли на флейтах, танцуя вокруг потухшего костра. За ними шли фавны. Джен узнала Мердеса. Он курил деревянную трубку, выпуская синие сладко пахнущие колечки.

– Ну здравствуй, мальчик… Не подержишь? – Фавн наклонил кудрявую голову, и бирюзовый крабик ловко перебрался Картеру на ладонь.

– Но… как… – Картер не успел возразить.

– Как он? В целом – неплохо. Думаю, ему хорошо в Долине. Я построил ему домик из камней у самой реки. Но мне кажется, он скучает.

– По мне? – Картер зло усмехнулся, провел пальцем по панцирю.

– Нет. По ней.

Фавн ушел, а к Картеру подошел Лорри. Демон положил руку другу на плечо, сжал, с силой выпустив когти. Боль пронзила тело, кровь потекла под черной тканью, и стало… хорошо.

– Спасибо, – выдохнул боевик.

Редкий друг догадается разодрать в нужный момент плечо в кровь.

– Мердес пришел, чтобы забрать ее душу в Долину Вечных, – выдохнул демон. – Уход увидят не все. Лишь те, в ком живет Тьма.

– Значит… я не увижу.

– Ошибаешься. Увидишь.

Он увидел.

Генриетта, прозрачная, будто призрак, шла за маленькими рогатыми существами, у которых вместо ног были… козьи копытца. Они вели ее туда, где медом пахли вечно цветущие сады, туда, где ей будет хорошо и спокойно…

Что-то больно ущипнуло ладонь. Оказывается, все это время он сжимал в кулаке бирюзового краба.

– Прости, малыш…

Алан Ярборро первым подошел к граху. Повесил на гриву черную ленту. Взмахнул рукой остальным – пора!

Демонам разрешили провести их собственный обряд прощания. Так говорящие с Тьмой отблагодарили магов за то, что когда-то тела их детей и воинов, найденные магами, были похоронены согласно обычаю боевиков.

Рогатые привели фавнов, сыграли красивую, печальную мелодию. Для всех присутствующих, видимо, это было именно так. Но не для него! Он видел Генриетту. Она ушла вместе с ними. На душе стало легче.

– Алан… Ты видел?